об Аттисе, сыне Наны, как о фригийском Адонисе и упоминал, что Нана понесла его, будучи девственницей, проглотив то ли спелый миндаль, то ли ядрышко граната. С точки зрения мифа, это разные вещи. Гранат был посвящен Аттису как Адонису - Таммузу - Дионису - Риммону, а в Иерусалиме, как мы говорили, культ граната соединился с культом Иеговы. Миндаль тоже, по-видимому, посвящался Аттису как Набу - Меркурию - Гермесу - Тоту, и его культ тоже соединился с культом Иеговы, что объясняет миф, записанный сицилийским скептиком Евгемером, будто Гермес, предписывавший звездам их путь, был учен астрономии его матерью Афродитой, то есть, лучше сказать, его матерью Наной, которая дала свое имя планете Венере. Таким образом, Нана как мать Иеговы в двух его обличьях может быть названа бабкой с отцовской и материнской стороны Единственного Сына Иеговы.
9 В Библии короля Иакова (Бытие 36:24) говорится: '...this was that Anah that found the mules (курсив мой. - 3. M.) in the wilderness, as he fed the asses of Zibeon, his father'. В православной Библии: '...это тот Ана, который нашел теплые воды в пустыне, когда пас ослов Цивеона, отца своего'.
10 Дополняющим эгейским словом, по-видимому, является слово Таг (запад или умирающее солнце). Тартесс в Атлантике был самым западным торговым пунктом эгейцев, как Салмидесс - самым восточным. Таррако - порт на крайнем западе Средиземноморья, Тарра - главный порт западного Крита. Удвоение tar-tar (запад-запад), очевидно, дало название Тартару, царству мертвых. Ибо, хотя Гомер в 'Илиаде' называет Тартар 'столько Далекий от ада, как светлое небо от дола', Гесиод делает из него обиталище Крона и титанов, которые, как нам известно, ушли на запад после победы Зевса. Таранис был галльским божеством, о котором говорит Лукан. Ему посвящали еще более ужасные обряды, чем скифской Диане, то есть таврической Артемиде, которая любила человеческие жертвоприношения. Хотя римляне отождествляли Тараниса с Юпитером, по-видимому, вначале это была богиня смерти, то есть Тар-Анис, Аннис с Запада.
11 Англо-саксонская основа английского языка не дает возможности использовать классический дактиль в качестве основного метра. Стихи, написанные дактилем и анапестом в начале и середине девятнадцатого столетия Байроном, Муром, Гудом, Браунингом и другими, были слишком цветистыми и даже вульгарными, хотя школьникам они нравятся. То, что постепенно стало характерным английским метром, - компромисс между ямбом (заимствованным у французов и итальянцев, тем самым у греков) и вёсельным ритмом англо-саксов. Показательна в этом смысле постепенная модификация Шекспиром ямбической десятистопной строки, которую он взял у Уайетта и графа Серрея.
Вот первые строки из 'Короля Джона':
King John: Now say, Chatillon, what would France with us?
Chatillon: Thus, after greeting, speaks the King of France,
In my behaviour, to the majesty,
The borrowed majesty of England here...
Пятнадцать лет спустя в 'Буре' после первой сцены, которая написана почти полностью прозой, Миранда обращается к Просперо:
If by your art, my dearest father, you have
Put the wild waters in this roar, allay them!
The sky, it seems, would pour down stinking pitch
But that the sea, mounting to the welkin's cheek
Dashes the fire out. O, I have
suffered…
Многие думают, что Шекспир сознательно создавал то, что называется ритмической прозой. Мне кажется, это неправильно. Основательно разрушив ямбическую десятистопную строку как норму, он постоянно возвращался к ней, словно напоминая себе, что должен писать стихи. Иначе он просто не мог. Вот и Миранда, выплеснув свой ужас, переходит к нормальному метрическому стиху.
12 То, что год Осириса первоначально состоял из тринадцати двадцати-восьмидневных месяцев с одним лишним днем, подтверждается легендарным правлением Осириса - двадцать восемь лет (в мифах годы часто называются днями, а дни - годами) - и количеством частей, на которые он был разорван Сетом, то есть тринадцать, не считая фаллоса (лишний день). Когда Исида соединила части, фаллос исчез, ибо его проглотила рыба лепидот. Может быть, из-за этого в Египте существовало табу на рыбу, которую жрецам разрешалось есть только один день в году.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Тройственная Муза
Зачем поэтам Муза?
Мильтон в первых строках 'Потерянного Рая' коротко суммирует классическую традицию и говорит о своем намерении христианина превзойти ее:
Пой, Муза горняя! Сойди с вершины
Таинственных Синая иль Хорива,
Где был тобою пастырь вдохновлен,