Вадим ГУРАНГОВ и Владимир ДОЛОХОВ

Курс начинающего волшебника (Часть 1)

по-другому – ярко и необычно. Потолок, стены, перила – все усыпано сверкающими искорками, похожими на танец снежинок в свете фонаря. Окружающее пространство не имеет устойчивой формы, оно словно дышит.

Я снова оказываюсь в вагоне метро. Сколько времени я находился в этом состоянии? Скорее всего, несколько секунд, а потом оно ускользнуло, и от него осталось смутное ощущение. Но и этого оказалось достаточно, чтобы испытать восхитительное чувство освобождения, будто вернулся к чудесному источнику радости внутри самого себя. И если теперь возвращается знакомое чувство обиды, мне достаточно вспомнить чарующий миг детства.

Не успел я завершить рассказ, как Лиза возбужденно воскликнула:

– Вспомнила! Мне три годика. Мой обожаемый папочка везет меня на санках в нашем парке. Хрустит снег, ярко сияет солнышко. Большущие сугробы переливаются всеми цветами радуги. И вдруг мир поблек. Чувство счастья сменилось удивлением, а затем леденящим страхом: “А где папочка? Я осталась совсем одна, в незнакомом месте! Наверное, он больше никогда не придет!” И я заревела во весь голос. Оказывается, папа подшутил, привязал санки, а сам спрятался за дерево. Я же, засмотревшись на игру красок, этого не заметила. Впервые в жизни я испытала настоящее потрясение, связанное с внезапной потерей дорогого человека. И хотя папа, услышав мои вопли, поспешно вышел из укрытия, с тех пор во мне поселился страх потери близких людей.

После этого, казалось бы, невинного эпизода Лиза всю жизнь транслировала страх и ожидание потери в окружающий мир. Она с радостью согласилась сменить заевшую пластинку. Мысленно вернувшись на прогулку в парке, Лиза предложила папе сыграть в снежки. Вместо диагностического имени: “Я та, которая сильно испугалась, когда папа спрятался”, Лиза приобрела новое имя: “Я та, которая играет с папой в снежки”.

Наши с Лизой дороги пересеклись еще раз. Я встретил ее через полгода на семинаре по Симорону. В ее жизни очень многое изменилось. Она призналась, что обрела глубокое внутреннее спокойствие. На вопрос о возвращении “блудного директора” Лиза небрежно отмахнулась: “Да нужен он мне был!”

Наконец Женя не выдержала такого напора и вспомнила живую картину своего детства.

– Зима, мне около трех лет. Я заболела свинкой. Поскольку моя мама была молодой коммунисткой, то работа для нее была важнее, чем я, и меня оставили дома одну, считая взрослой. А соседке, жившей тремя этажами ниже, поручили проведывать меня. Прошло часа два, мне стало жалко себя оттого, что меня оставили одну, оттого, что у меня болит ухо, и я разрыдалась. В моей голове пронеслись гневные слова: “С больными детьми так не поступают!” Я начала орать, чтобы хоть кто-то услышал, что бедный ребенок один, ему страшно и тоскливо. Но никто не услышал меня, не пришел и не пожалел. Неожиданно я поняла, что лучше ходить в нелюбимый детский сад, чем болеть дома одной, и вскоре выздоровела.

Учитывая наш с Вадимом опыт, мы высказали предположение, что это не корневой эпизод. Поиск корня можно было выполнить по ключевым фразам: “С беременными женщинами так не поступают! С больными детьми так не поступают!” Но Женя оказалась талантливой пациенткой. Мы работали у нее дома, и Женя, с сияющими глазами и румянцем на щеках, побежала и принесла семейный альбом с фотографиями. Листая альбом, она вспомнила целую серию эпизодов, включая корневой.

– Я – совсем маленькая. Ночь, темно, воинская часть в лесу на границе Австрии и Венгрии (мой папа – военный). Я проснулась ночью и обнаружила, что в комнате, кроме меня, никого нет. Жуткая, звенящая тишина. К горлу подкатил комок слез, и я сказала себе: “С маленькими детьми так не поступают!” Я выбралась из кровати и подумала, что родители не подозревают о том, что я сама научилась вылезать из кровати. Затем я оделась, открыла дверь, вышла на улицу и закрыла за собой дверь на ключ. Крадучись, тихо спустилась мимо спящего часового и пошла по плохо освещенной дорожке из гравия через дубовый лес в столовую, которая находилась далеко от нашего домика. Мне было жутко страшно. В голове отчаянно вертелась одна мысль: “Я все равно дойду, всем назло! Пусть им будет стыдно! Ведь они меня бросили, а так с детьми не поступают!”