И.П.Давыдов

Баба-Яга — к вопросу о происхождении образа

мертвых, пока не пройдет обряд погребения. Путник, подходя к избушке, видит ее, так как наружная поверхность избушки находится в пространстве этого мира - она и есть его граница. Внутренняя поверхность избушки, весь ее интерьер относятся к иначе структурированному пространству и остаются для вошедшего невидимыми . То, что герой сказки N-303 из сборника А.Н.Афанасьева требует сначала воды, а потом уже питья и еды, для нас чрезвычайно существенно, так как является подтверждением правильности нашей реконструкции обрядовой последовательности, которая в подавляющем большинстве сказок нарушена позднейшими шаблонами традиционного народного этикета. В.Я.Пропп видит в слепоте сказочного героя лишь своеобразный знак избранничества, противопоставляя слепоту юношей, проходящих реальные обряды посвящения, в ходе которых им, например, залепляли глаза белой глиной, что означало смерть (белый цвет в данном случае - цвет смерти и невидимости), и сказочную слепоту, слепоту несерьезную, эфемерную [29]. Действительно, в реальных инициальных обрядах есть и отверзание очей, и отверзание уст - это В.Я.Пропп всячески подчеркивает: 'Временная слепота... есть знак ухода в область смерти. После этого происходит обмывание ... и вместе с тем прозрение - символ приобретения нового зрения, так же как посвящаемый приобретает новое имя... Мы и здесь имеем отверзание глаз' [30]. Но он отказывается признать наличие этих ритуалов в контексте народной сказки.

На наш взгляд, между существующими по сей день в практике некоторых племен посвящениями, укорененными в соответствующих мифологиях, и народными сказками, уже забывшими свои мифологические истоки, но сохраняющими архаические элементы, нет непроходимой границы. Миф сакрален, волшебная сказка - нет. Сказка и не претендует занять место мифа. Но в целом ряде случаев в них присутствует один и тот же ритуал , который всегда возможно подвергнуть сравнительному анализу. Действия сказочных персонажей зачастую не просто динамичны, увлекающи и символичны. Они ритуальны . Отличие в том, что в сказке архаичный материал содержится не явно, а имплицитно (от лат. implico - 'тесно связываю'), он погребен под ворохом позднейших наслоений, что вынуждает прибегать к реконструкциям. К примеру, в 'Сказке о молодце-удальце, молодильных яблоках и живой воде' [Аф. 171- 178] сохраняется представление о том, что если живой водой помазать глаза слепцу, то он снова будет видеть, причем именно живой водой, а не мертвой - целящей. Здесь, на наш взгляд, проявились архаичные представления о слепце как неполноценном человеке (= не жильце), обреченном на голодную смерть из-за своего увечья. Его нельзя исцелить, его можно оживить - дать зрение.

Не всегда возможно согласиться также с утверждением В.Я.Проппа о том, что сказка и даже миф 'представляют собой точное обращение обряда' [31]. Имеется в виду предполагаемый В.Я.Проппом своеобразный протест людей против жестокости древних инициации, результатом которого стала мечта об обратной направленности процедуры - на самих жрецов-исполнителей: Яга-похитительница сама сгорает в печи, пытаясь изжарить свою жертву и проч. Этого практически не может случиться с Ягой-дарительницей, ведь она добросовестно и добровольно помогает герою, а не в силу чар или заклятья, наложенного на нее. Предлагаемый ею путь развоплощения в ходе имитации погребального ритуала - единственный способ добиться цели. И именно герой, а не Яга, испытывает на себе действие магии омовений. В.Я.Пропп отказывает волшебной сказке в ритуальности. Думается, что это слишком жесткая позиция.