свой хлеб, предложил отвезти нас к другой гостинице. 'А она открыта?' — 'Завтра утром,'— сказал он.
Дело осложнялось тем, что под вывеской 'отель'— 'hotel'— в Мадурае, как и в Каньякумари, обычно помещаются рестораны, вовсе не обязательно с жилыми комнатами. 'А, так вам нужны комнаты?'— пришел на помощь проходивший мимо человек. Но просто комнаты, которые у индусов называются 'lodge', это не гостиница, а хуже: они рассчитаны на среднего индуса, а не на то, чтобы там все блестело. Индусы говорили, что у вокзала есть открытые гостиницы, но с некоторым сомнением. Делать нечего: пришлось остановиться в 'lodge', с названием 'Salai' — в честь храма близ Мадурая, тоже места паломничества индусов. Правда, наутро мне обещали номер в соседнем многоэтажном отеле с более простым именем 'Shrii Devi': 'Святая Богиня', за приемлемую цену (180 рупий). Моя спутница просто расцвела на прохладном шестом этаже 'Шри Деви', где всё сияло белизной,— по контрасту с душной ночью в 'Салай лодж', от которой не спасал ни душ, ни вентилятор.
Из коридора гостиницы был вид сверху на мадурайский храмовый комплекс. А в самом храме при входе был его макет — это не лишнее, так как храм Менакши в Мадурае известен как самый большой и древний храмовый комплекс Индии, который называют восьмым чудом света. В нем десяток пирамидальных башен (по-индийски, гопурам), и на каждой — от шести до двенадцати рядов цветных скульптур, изображающих многоруких богов с их оружием и ездовыми животными, танцующих небожителей или сцены из жизни героев. В нем несколько главных священных храмов, тысячеколлоный зал и даже музей храмового искусства, объясняющий для иностранцев и самих индусов значение медитации и историю религии.
ХРАМ МЕНАКШИ — ВОСЬМОЕ ЧУДО СВЕТА
Мадурай — центральный город на пересечении путей, его население полтора миллиона жителей, а главный храм по статистике посещают 25 тысяч человек в день. Мадурай — центр шёлковой промышленности, в нем нет провинциальности и есть образовательно-культурный уровень, хоть он и не является мегаполисом. 'Мадурай' переводится как 'медовый', что у нас ассоциируется прежде всего с благоухающими цветами — и это, конечно, верное представление о юге Индии. Но для индусов 'Мадурай' значит 'сладостный город': приятный в высоком смысле этого слова, и он действительно такой. Согласно легенде, причина этого в нектаре, который осенил это место, упав на землю с волос Шивы. Были ли то остатки амриты, которые запутались в космах аскета, когда он пил яд калакуту, а может, благословение небесной реки Ганги, которую он подхватил на плечи? — земные существа, наверно, разобрать не успели, потому что при местной жаре сразу все высохло. Но особое расположение трехокого бога к этому месту не вызывает сомнения. Мадурайцы любовь Шивы к их городу объясняют тем, что он тут родился.
Обычно Шива, как аскет, изображается на фоне заснеженных Гималаев. Но смуглый цвет его кожи — иссине-коричневый, который эстетика сделала синим — может свидетельствовать о том, что Шива и вправду из этих мест. Поскольку знание духовных практик (йоги и медитации) к арийцам пришло от местного населения (дравидов), Шиву естественно считать не-арийцем. Может, он был тамильцем. То, что в честь его мадурайской невесты Менакши построен самый знаменитый индийский храм, это косвенно подтверждает. Сама же она, с попугаем в руке, доносит психологические глубины древнего тотемизма, который здесь господствовал задолго до прихода ариев. Хотя если северным чужакам понадобилось бы наглядно обозначить звонко-выразительную красоту речи местного населения, лучшего символа, чем попугай, они бы не нашли.
Ритуальный цвет лица Менакши и её платья — зеленый, цвет перьев попугая и зелени пальм. Такой же цвет платья Каньякумари, хотя на свою свадьбу богини одевают ритуальное красное сари. И глядя на шивиных невест, я поняла, почему всю индийскую одежду купила себе зелёную: этот цвет сразу же ассоциировался с этими местами, ещё и по каким-то внутренним вибрациям жизни. Зелёный цвет зажигал во мне лампочку восприятия индийского разноцветья, как изумрудный фон очерчивал цветное сверкание скульптур на пирамидах мадурайского храма. Изумрудные потолки и статуи встречали при входе в алтарь Менакши, сменяясь золотом внутреннего убранства и разноцветьем мандал на потолке. И можно сказать, у меня на юге было совсем зелёное настроение — если сравнить с прошлой поездкой, когда я купила себе оранжевое сари. Именно оранжевый надо было бы выбрать для полного отшельников Варанаси, для засушливой буддийской Гайи-Бодгайи и