Семир

Юг Индии

рассказать о себе только психоаналитику. И это разочаровывает русского человека в Ауровиле: городе, который ещё десять лет назад казался высокой Утопией — мечтой объединения людей.

Впрочем, если разделить единство на физическое, душевное и духовное, в Ауровиле отсутствует лишь средняя компонента. Ведь люди живут вместе и имеют в виду, что центром их поселения служит строящийся храм, посвященный идее совершенствования человеческого тела и духа. Если же брать трихотомию физическое-ментальное-духовное, как её чаще рассматривают на западе, то вообще все в порядке. Человеку надо лишь стать более самодостаточным, прожить три месяца в Ауровиле и найти работу — и он станет ауровильцем.

В Ауровиле много хороших моментов. Когда рикша довез нас до центра Ауровиля и я назвала фамилию, имя, отчество нашего знакомого людям в домике у Матри Мандир, индусы сказали: 'Говорите, пожалуйста, по английски — мы не понимаем'. Человека в Ауровиле называют просто по имени, и по одному только имени я нашла в алфавитной телефонной книге телефон нашего знакомого. И его адрес — в коммуне Aspiration: что значит 'стремление, искание' — это одно из необходимых духовных качеств человека, как понимали их Шри Ауробиндо и Мать.

Дома-коттеджи стоят среди зеленых садов — и определение город-сад Ауровилю подходит. Наш знакомый, немолодой уже человек, жил в прекрасном трехкомнатном бунгало с беседкой на крыше, посреди цветущей природы. По ленинградской привычке расширения коммуналок, второй этаж двух внутренних спальных комнат составляли полати, куда можно уложить много народу. На письменном столе стоял компьютер. А в первой комнате была кухня — хотя в коммуне есть и столовая. На заднем дворе умывальник и душ — все это выглядело достойнее, чем наши садоводства, в которые обычно вкладывают свои средства люди его возраста. И главное климат — не сравнить. Все время цветущее лето.

Мы не сразу нашли его бунгало среди поворотов дорог и тропинок, которые с первого раза просто не запомнить, особенно при восточном отсутствии указателей — и так все всё знают. Но когда нам его указали, оно было открыто, и мы дождались хозяина уже в его доме (в котором, как он сказал, за пять лет жизни ещё ничего не пропадало). Он угостил нас чаем и провёл к пляжу, срезав дорогу по лабиринтам садиков между домиками ауровильцев — только Яся, при её стрельцовской способности ориентироваться, смогла потом повторить этот путь. Я же уверенно себя чувствовала только на асфальтовой дороге — которая через весь Ауровиль проходила одна-единственная, и к пляжу спускалась вниз, и потому всегда можно было понять, в каком из двух направлений идти.

Искупавшись с нами, наш хозяин отправился на работу: он вместе с французом наладил производство сыра на ферме. Правда, ему не пришло в голову угостить нас этим сыром, как это естественно сделал бы русский человек, демонстрируя свои достижения. Зачем? — он жил здесь шестой год, и был уже ауровильцем. 'Найдете где-нибудь тут столовую?' — 'Да, разберемся,'— сказали мы. Рядом с пляжем столовых, правда, не было, зато на дороге, которая вела в Пондичерри, индусы продавали булочки с кокосовой начинкой, овощи и фрукты, и чай со сладостями. На самом ауровильском пляже функционировал буфет с соком и пирожными, где все было втридорога: как у нас или в западных странах.

Пляж: для своих — был замечательный: там был и душ, и туалет, и раздевалка, и огороженный навес для мотоциклов и велосипедов среди садика и деревьев. Правда, на всем этом было написано, как и на многих других кусочках Ауровиля: 'частная территория', и чужих туда пускают за плату. Песчаный пляж от пальм спускался к голубым волнам, которые не уносили в море, а выбрасывали на берег, в отличие от Тривандрума. Купаться было прекрасно, и я не опасалась за Ясю, как ни бушевал океан.