Семир

Юг Индии

логически белый содержит все цвета, мертвенно-бледный свет — не замена разноцветью. Но тут присутствовало — будущее. И в техническом совершенстве шара, и в продуманном расчете акустики, и в самом молчании. Оно тут рождалось, в этой стерильной чистоте, убивающей даже микробы: это были его водолейские вибрации и энергии. Для этого сотворения мать Мирра придумала такое круглое яйцо, такой белый кокон. Чтоб что-то возникло, вначале нужно создать пространство. Согласно древним мифам, сотворению предшествует пустота.

И вот то ощущение, которое появилось у меня: индийские храмы, живые и настоящие, остались там — а будущее уже присутствовало здесь, более настоящее, чем все существующее ныне. И его нельзя было списывать со счета. Сложно описать некую несомненность реальности, когда она кажется реальнее реального.— А говоря попросту, для медитации этот зал удивительно хорош! Сияна вела себя там тихо, и вышла по-взрослому счастливая и довольная, кружась по саду Матери с открыткой Матри Мандир в пакетике. 'Ты что-нибудь там чувствовала?'— спрашивали её потом. 'Энергию,'— отвечал ребёнок: задают же взрослые глупые вопросы. 'Какую?' — 'Вот такую:' и Яся очертила ручкой в воздухе быстрый-быстрый резкий зигзаг.

Мы вернулись в наше бунгало по темноте, но я уже знала дорогу. Яся устала скакать на багажнике по асфальтовым кочкам, и я остановилась в кафе европейского вида: наше внимание к нему привлек зеркальный аквариум с рыбками. Цены там были втрое дороже индийских, хотя готовили индусы (но все равно недорого). Пока мы ждали — хоть я сразу попросила побыстрее — погас свет, и официант сразу раздал свечки: видно, что здесь это происходило часто. Потом я купила бананов в индийском ларьке.

На рассвете я снова поехала в Матри Мандир, пока спала Яся, и моя спутница — с нетерпением ожидавшая моего возращения, чтобы ехать дальше: в Ауровиле она чувствовала дискомфорт. Я же, благодаря уютному бунгало и хозяину, предоставившему его в наше полное распоряжение, отдыхала душой от Индии: её гостиниц и рикш, с которыми мне приходилось сталкиваться. Я вполне ощущала в Ауровиле наш, европейский образ жизни, который давал возможность по-привычному расслабиться.

'Ауровиль — не Индия. Я не смог бы жить в Индии,'— сказал мне одессит. И мне кажется, я могла бы жить в Ауровиле: может, и есть какой-то смысл в его молчании — раз именно лозунг тишины подняла на знамя Мать Мирра? Хотя я могла бы жить в святых городах Индии: в Варанаси, в Мадурае или в Рамешвараме: но какие-то мои знакомые, которые в Индии бы жить явно не смогли, вполне смогли бы жить в Ауровиле. И может кто-то мог бы добавить этому цветущему поселению на зелёном морском побережьи тот русский момент единения, которого ему не хватает. Хотя всегда тяжелее исправить, чем строить заново. А с другой стороны, строить свои коммуны русским людям пока не удается. Не хватает ответственности каждого за себя самого — и умения уважать дела другого и его душевный комфорт и покой, что с избытком есть в Ауровиле.

САМАДХИ ПЛЭЙС: МЕСТО ОСВОБОЖДЕНИЯ

Так можно перевести то, что по-английски называется 'Самадхи плэйс': могила Шри Ауробиндо и Матери Мирры в ашраме Пондичерри. Мы поехали туда, в последний раз искупавшись на ауровильском пляже. 'У вас гостевой пропуск?'— спросил индус на входе в частную территорию пляжа. 'Гостевого нет, вот медитационный,'— сказала я, и он нас пропустил. У моря, вздымавшего столь же высокие, сколь и безопасные волны, мы разговорились с женщиной из Москвы: она приехала в гости к мужу, который здесь работал в каком-то микробиологическом институте, кажется, по изготовлению лекарств. Женщине хотелось пообщаться: наверное, ей тоже не хватало общения среди неразговорчивых ауровильцев. Но моя спутница очень торопилась — ей быстрее хотелось в Маммалапурам и Мадрас: к костелу Святого Фомы, крестившего индусов,— и с такой целенаправленностью мне было никак не попасть в поток индийских чудес.

Пока мы купались в девять утра, было пасмурно, и мы было порадовались удачному дню для дороги. Но когда автобус доехал до Пондичерри, над нами уже сияло голубое небо с таким же ярким солнцем, отбрасывавшем короткие тени от высоких домов. И пока мы с вещами дошли до ашрама, мы порядком устали. Мы даже не зашли в попавшийся по дороге белый храмовый комплекс за высокой стеной: такой же, как и везде. И отнюдь не порадовались, что при входе в ашрам надо снять обувь на противоположной стороне улицы — а вот вещи там на хранение не принимают.