Семир

Юг Индии

сидящих поодаль: пришедших сюда медитировать. И много живших в ашраме стариков: мужчин и женщин в белой одежде. Мы подошли к совсем пожилому индусу, сидевшему на табуреточке и, видимо, исполнявшему роль охранника, и спросили, где здесь можно оставить вещи. Он показал на место рядом с собой. Видимо, люди не часто бывают проездом в таких местах.

Белый постамент могилы украшен цветами, из которых на нем дважды в день выкладывается символ Шри Ауробиндо: шестигранник с лотосом — и индийская буква 'м' (Мать Мирра или ом). Люди несут на неё цветы, ещё и ещё, которые служители периодически убирают, освобождая место для новых. Пришедшие становятся на колени и прикладываются к постаменту лбом, подолгу оставаясь у могилы, и это выражение почитания и скорби подобно оплакиванию недавно умершего, душа которого слышит и воспринимает все, что происходит вокруг. Люди безусловно верят, что дух Ауробиндо витает где-то тут. Над могилой вместе с людьми склонилось большое дерево: как священное древо Шивы посреди храма двора, где при входе следует снимать обувь.

Пепел Мирры похоронили в могиле Ауробиндо, покинувшего тело на 33 года раньше неё: самадхи плэйс — место их совместного освобождения. Что такое место их самадхи: их Освобождения? Здесь возникает то же отношение амбивалентности, что и к умершим на церемонии похорон: мы провожаем их туда, куда им нужно: к Богу или в сияющие сферы высшего разума,— а может, это они нас туда провожают. И 'самадхи плэйс' звучит просто как 'место просветления': людей, приходящих отдать дань светлой памяти Шри Ауробиндо и Матери и остающихся здесь медитировать с этой целью.

Могила в Индии, где нет кладбищ (кроме тех, что относятся к мусульманской традиции, и буддийских ступ, которые лишь абстрактно напоминают о святых), имеет более символическое, чем реальное значение. Индусы кремируют умерших, и лучшее место для праха — воды Ганги. Чтобы дух как можно быстрее освободился, тело лучше всего сжечь, не оставив душе ничего: никакой земной привязки. Я никогда не могла понять, зачем сожгли тело Матери Мирры, если она хотела, чтобы оно оставалось лежать нетронутым: как тела христианских святых. Если она считала, что тело может воскреснуть,— если она хотела, чтобы оно воскресло. Мирра выросла и получила образование в христианской стране, как и Шри Ауробиндо. Но индусам согласиться на естественный христианский обычай, видимо, столь же сложно, как христианам — принять индуизм. Особенно когда речь идет о реальном действии: о значимом акте. Если отбросить консерватизм и недостаток веры, индусы просто не могли решиться оставить душу своей любимой святой старицы мучиться в её высохшем, но очень живучем теле.

Обвиняя последователей Матери в недостатке любви, её ученик Сатпрем пишет, что эта кремация отбросила человечество назад в его эволюционном движении. Может, и нет: если считать, что всё, все процессы, которые человек производит в себе самом, совершаются и в ноосфере. В человечестве и ради его плоти и крови,— и ничто из совершённого: из совершенного — не исчезает бесследно. Но почему не поставить последний эксперимент — если Шри Ауробиндо и его сподвижница всю свою жизнь посвятили эксперименту? Ведь надо же уважать последовательность мысли! Или на это были способны лишь средневековые схоласты и алхимики, да наука советских времен? Сохранила же она зачем-то тело Ленина?

(Правда, Ленин сохранять свое тело не просил: он был одержим совсем иной идеей — и занимался как-то совершенно другими вещами, чем Ауробиндо и Мать Мирра. Сохранить из наследия создателя первого в мире эспериментально-социалистического государства стоило бы другое. Советский Союз, например. Или известный лозунг: 'Человек может стать настоящим коммунистом только тогда, когда обогатит свою память всеми знаниями, накопленными человечеством.' О разорванность человеческой мысли!)

Мы с Ясей долго сидели около усыпанного цветами постамента на ступеньках лестницы — ведущей в жилые комнаты ашрама, расположенные вокруг двора. Моя спутница прислонилась к дереву у могилы: как русские женщины в возрасте любят прислоняться к деревьям, испытывая с ними взаимный контакт. Но с двенадцати до двух — место самадхи закрывается: покрывало из цветов с могилы убирают и потом выкладывают новое. Пора было на автобус: ехать купаться в Маммалапураме по пути в Мадрас. И тут моя дочка и моя спутница дружно захотели остаться в Пондичерри.

Это можно было понять. Если это предусмотреть, легче съездить в Пондичерри без вещей, осмотреть город и вернуться ночевать в Ауровиль — что я советую в аналогичном