своим ходом. Последнее смущало меня меньше всего: я вполне представила себе, как встречу какого-нибудь человека в оранжевом, поприветствую его мантрой 'Ананда Марги': 'Бог во всем' ('я чту Бога, который единственно существует') — и он тут же догадается проводить нас, куда нужно. Но два мегаполиса за четыре дня — для Индии это много.
Хотя и в Калькутте есть чего смотреть: недаром же это город Кали, выходящий в уникально широкую дельту Ганги. А Ченнай — ныне так называют Мадрас — город 'золотой змеи' Шивы, где есть храм Капалешварар — вероятно, не хуже храмов в Тривандруме или Канчипураме. Там можно посетить маяк, с которого видна панорама всего города, и посмотреть статуи великих людей на набережной. Строящиеся повсюду большие статуи — новое поветрие: индусы укрепляют свою историю, решив использовать достижения современной цивилизации. Они ими очень гордятся — и рикша, который возил по Ченнаю мою спутницу, убеждал её сфотографировать каждую и удивлялся, почему она этого не делает. Но она прежде всего ездила смотреть огромный: самый большой в Индии костел Святого Фомы — того самого Фомы неверующего, который крестил индусов, а в 78 году нашей эры по преданию был казнен в этом городе. В Мадрасе, четвертом по величине городе Индии и главном её католическом центре, обосновалось в свое время и Теософское общество. И центрами надийской астрологии Ченнай тоже известен.
Я посмотреть храм Святого Томаса не успела: на вокзале работали кассы южного направления, и через час был поезд в Бангалор, стыковавшийся с другим в Путтапарти — к Саи-Бабе, куда мы попадали уже утром. И я, поддавшись общему стандарту, выбрала этот быстрый переезд, хотя можно было бы посмотреть и Бангалор: индусы говорят, что это красивый город, известный своими светящимися фонтанами. Европейцам он нравится. И история Индии, которую рассказывают индийские храмы, там, несомненно тоже есть.
Поезд из Ченная приходит в Бангалор в 10 вечера — и мы, встретив нашу спутницу и с некоторым боем взяв билеты в индийской кассе, а потом передохнув в зале ожидания, где туалету сопутствовал душ, через час уже ехали в Путтапарти.
ПУТТАПАРТИ: ИНДИЯ ДЛЯ ИНДУСОВ
Быть может, это покажется странным названием для главы, посвященной популярному у нас и известному во всем мире чудотворцу Саи-Бабе. Но основное мое позитивное воспоминание о Путтапарти — огромные кварталы зданий ашрама и целительского центра, чистые и с просторными проходами между ними. Можно было поразиться размерам этого строительства. И мне показалось, что главное, чего добился этот человек, почитаемый богом,— обеспечил расцвет своего родного города, расположенного в ужасно жаркой и совершенно безводной местности.— Ведь, когда мы попросили отвезти нас к реке, рикша привез к какому-то углублению, память о воде в котором могла сохраниться лишь исторически. А ближайшее озеро расположено в 25 км. Это место никогда бы не привлекло туристов и финансов, если бы не Саи-Баба.
Но теперь — от Бангалора до Путтапарти шел специальный поезд в 4 вагона, и когда он пришел на новую станцию, недавно выстроенную Саи-Бабой, всех его пассажиров собрал специальный автобус. Мы напрасно торопились, собирая вещи и поднимая сонную Ясю в 4 утра. Служители станции спокойно проверили у всех выходящих билеты, а автобус долго ожидал, чтобы на станции никого не осталось. Полчаса от ехал и остановился прямо у центрального входа в ашрам 'Прашанти Нилаям'.
Что же касается интернационального духа: то есть духа объединения людей на некоем новом уровне — то в ашраме Саи-бабы я его не почувствовала (в отличие, скажем, от Матри Мандир Ауровиля). И несмотря на столб с изображением единства пяти религий — эмблему его веры, расположенную в саду за оградой, в 'Прашанти Нилаям' я ощущала атмосферу современного индуизма, вытекающего из индуизма древнего: как наше нынешнее православие — из веры князя Владимира. Индуизма, пышно расцветающего в современной ситуации: но приспосабливающегося к ней и при этом что-то теряющего. То ли затаенность древних храмов, то ли простоту йогов, а может, индивидуальную ориентацию религии индусов на себя самого: свою мантру-молитву, свою пуджу, которая служится тобой или твоим помощником-пандитом ради твоих дел. Толпа, которая окружает живого бога, способствует десакрализации. Хотя его хранят алтарь слона-Ганеши при входе в ашрам — и типично индуистское дерево Шивы со множеством каменных змей под ним, которым искренне молятся индусы.
Для иностранцев же, которых потрясает индуизм, как достояние самого Саи-Бабы, вокруг ашрама раскинулась сеть