Семир

Юг Индии

побудив не только Ясю, но и меня сложить руки в жесте поклонения. Мы сфотографировали Ясю верхом на скульптуре льва, на выходе из помещения этого храма. 'Как Дурга!'— сказала я. И из этого помещения с башенками, через зеленую аллею с искусственным водопадом, текущим с камней (и посвященным Шиве, подхватившем на плечи Гангу, когда она падала с небес), мы пошли к наиболее заметной пирамиде этого храмового комплекса. Она посвящалась Лакшми и Ганеше — хранителям мира, скульптуры которых стоят на фоне круга: мандалы Вселенной. Этот алтарь я сфотографировала, после того, как мы подошли к священнику. 'Представьте: десять лет живу в Дели, никогда здесь не был,'— сказал мне Рашан, тоже впечатленный красотой храма.

Затем мы поехали в знаменитый Кутаб-Минар. Это развалины средневекового минарета с сохранившейся башней — откуда было бы видно все Дели, если бы её не окружала на всякий случай по-индийски надежная ограда. И гораздо более древняя металлическая колонна: такая же, как те, что служат неизменным атрибутом всех тысячелетних храмов юга, но сделанная из 100%-го железа по непонятной современным людям древней технологии. Во мне отозвались тишина и зелень этого уединенного места среди современных городских улиц, где среди коротких пальм, не заслоняющих колорит ничем не испорченных развалин, бегают вездесущие бурундучки. 'Представляете, я сам тут первый раз',— сказал наш индус.

Тут он нам неформально помог: по новому распоряжению, вход в Кутаб-Минар для иностранцев стал 10 долларов, а для индусов — 10 рупий, то есть ровно в 45 раз меньше (как принято и в наших известных музеях). Рашан купил 2 индийских билета (для детей бесплатно): 'Скажите, что Вы из Ладага (северная провинция Индии)'. После того, как мы как следует загорели на юге, меня уже можно было принять за индианку с севера, с гор — о чем Рашан сказал мне раньше, а теперь воспользовался своей находкой.

Но русые волосы моей дочки вызвали сомнение у контролеров: 'Турист?'— спросили они, подозрительно глядя на меня и пакет у меня в руках. Я протянула им пакет и сказала, что я из Ладага. 'А она тоже?'— спросили они, глядя на Ясю, и ещё что-то по-индийски, и тут мне осталось лишь прикинуться валенком, предоставив отпираться нашему индусу. Как оказалось, они спрашивали, из какого я штата. 'Надо говорить: Уттар Прадеш и ноу хинди',— объяснил мне потом Рашан. В Индии столько языков и диалектов, что я вполне могла говорить на местном и не знать хинди, а только английский. Так или иначе, но мы прошли.

Сами индусы часто говорят между собой по-английски, что меня удивило в поезде. Английский служит языком межнационального общения. По моему мнению, индусам всё же следовало бы перейти на хинди. Я потом в автобусе сказала Рашану, что не люблю английский за его примитивность,— чем вызвала живую реакцию женщин, сидевших рядом, которые тут же спросили, из какой я страны. Интересно, что в автобусе Рашан с нами не садился, как мужчина с женщинами, а на другое сиденье, если было,— так что это разделение соблюдается даже в переполненном транспорте столицы, к моему удивлению.

Отдохнув в тиши Кутаб-Минара, я хотела посмотреть вблизи Лотосный храм бахаитов, в виде цветка, который был детально виден с самолета, когда мы приземлялись в Дели. Он произвел на нас сильное впечатление монументального строения, отчетливо выделявшегося на общем рельефе. На карте эти достопримечательности, расположенные в юго-западной части Дели, были сравнительно близко друг от друга. Каким маршрутом шел автобус, что у него заняло час туда доехать — вдобавок, не довезя нас до храма метров 500 — уму непостижимо. Но, следуя индусской логике удобства, автобусы по зигзагообразным улицам городов ходят куда более волнистой линией, чем поезда по пустым полям Индии: следуя сразу во все четыре стороны, и я потеряла всякую ориентацию востока, запада и юга.

И мы приехали к Лотосному храму уже в седьмом часу, а он закрывался в шесть, в отличие от нормальных индийских храмов, которые в это время как раз всегда открыты. Нам удалось лишь перемахнуть через вездесущую проволоку очередного индийского забора и полюбоваться издали им и полной Луной, освещавшей не так чтобы сильно освещенные улицы какого-то мусульманского квартала: надо было торопиться обратно. Автобус обратно ехал тоже час, после заката стало холодно, и Яся замерзла и очень устала: Рашан нес её до дома на руках.