растение пустыни превратилось в
особую разновидность без шипов.
Я был очарован таким чудом.
--Дорогой Лютер, пожалуйста, дайте мне несколько отростков кактуса, я
посажу их в своем саду на Маунт Вашингтон.
Стоявший рядом рабочий взял ножик, но Бербанк предупредил его: 'Я сам
срежу их для свами'.
Он вручил мне три отростка и я их вырастил, впоследствии радуясь
хорошей родословной.
Великий садовод рассказал мне, что его первым значительным триумфом
был крупный картофель, сейчас известный под его именем. С
неутомимостью гения он продолжал одарять мир сотнями улучшенных
сортов, выводя и новые разновидности томатов, кукурузы, сочных
фруктов, мака, лилий, роз.
Я навел объектив своего аппарата на знаменитое каштановое дерево, к
которому меня подвел Лютер: на нем он доказал, что естественная
эволюция может быть ускорена в невероятной степени.
--Всего через шестнадцать лет,--сказал он,--этот каштан стал приносить
обильные урожаи. Без помощи человека природе потребовалось бы для
этого в два раза больше времени.
Маленькая приемная дочь Бербанка принялась играть в саду с собакой.
--А это мое человеческое растение,--ласково указал на нее Лютер.--Я
представляю себе человечество в виде одного огромного растения,
которое для своих высочайших проявлений нуждается лишь в любви,
естественной благодати окружающей природы, разумном скрещивании и
отборе. На протяжении краткого промежутка моей жизни я наблюдал случаи
такого чудесного прогресса в эволюции растений, что смотрю на будущее
с оптимизмом, предвидя появление здорового и счастливого мира. И он
явится, как только его дети научатся принципам простой и разумной
жизни. Нам необходимо вернуться к природе и заключенному в ней Богу.
--Лютер, вас восхитила бы моя школа в Ранчи с ее занятиями на воздухе
и атмосферой веселья и простоты.
Мои слова затронули одну из сердечных струн в душе Барбанка--проблему
воспитания детей. Он засыпал меня вопросами; интерес сверкал в его
глубоких, спокойных глазах. --Свамиджи,--промолвил он наконец,--школы,
подобные вашей,--это единственная надежда на воцарение на земле
счастья и справедливости. Я категорически против современной системы
воспитания, ибо она отделяет человека от природы и подавляет все его
индивидуальные особенности. Сердцем и душой я с вами, на стороне ваший
практических идеалов.
Когда я расстался с этим добрым святым, он подарил мне небольшую
книжку со своим автографом /1/.
--Вот моя книга 'Воспитание человеческого растения'--сказал он,--где я
утверждаю, что нам необходимы новые методы воспитания, нужны
бесстрашные эксперименты. Иногда самые дерзкие попытки приносили удачу
и давали наилучшие плоды и цветы. Точно так же воспитательные
новшества для детей следует вводить чаще и смелее.
Я прочел эту маленькую книжку с чрезвычайным интересом. Автор писал о
том, каким его взор видит прекрасное будущее нашей расы. 'Растение с
фиксированными привычками--это самое упрямое живое существо, и
воздействовать на него чрезвычайно трудно. Помните, что это растение
сохранило свою индивидуальность на протяжении столетий; может быть
даже оно того же возраста, что и скалы, на которых оно произрастает. И
оно почти не менялось в течение всего этого долгого периода в
сколько-нибудь значительной степени. Разве за все эти века, растение
не приобрело волю, несравнимое ни с чем упорство? В самом деле,
существует растение, например, некоторые пальмы, настолько упорные,
что никакая человеческая сила до сих пор не в состоянии была изменить
их свойства. Человеческая воля слаба по сравнению с волей растений. Но
посмотрите, как упрямство растения, выраженное во всей его жизни,
ломается таким простым способом, как соединение с ним новой жизни:
скрещивание производит полную и сильнейшую перемену в его
жизнедеятельности. Затем, когда наступил перелом, укрепите его
последующими поколениями, терпеливым наблюдением и отбором; новое
растение утвердится на своем новом пути и никогда уже не вернется к
старому образу жизни, а его упорная воля будет, наконец, сломлена и
изменена.
Когда же дело касается такого чувствительного и гибкого предмета, как
природа ребенка, проблема решается намного проще'.
Чувствуя магнетическое притяжение к этому великому американцу, я
навещал его вновь и вновь. Однажды утром я прибыл к нему одновременно
с почтальоном, который выложил в кабинете Бербанка около тысячи писем.
Ему писали садоводы со всех концов земли.
--Свамиджи, ваше проявление очень кстати, оно оправдывает