долгие промежутки. Насколько я вспоминаю, мы с ним никогда не гово-
рили о посмертном сознании.
Постепенно, по мере того, как преодолевалось мое предубеждение про-
тив автоматического писания, я начала чувствовать интерес к тому, что 'Х'
сообщал относительно потусторонней жизни Я ничего не читала по этому пово-
ду, не читала даже и всем известные 'Письма Джулии', и поэтому у меня не
было предвзятых идей.
С течением времени болезненное ощущение в руке прекратилось, и са-
мый почерк улучшился, хотя очень ясным он не был никогда.
В первое время письма писались в присутствии моего друга; но позд-
нее 'Х' появлялся только, когда я была одна. Это было то в Париже, то в
Лондоне, так как я постоянно переезжала из одного города в другой. Иногда
он появлялся несколько раз в неделю; иногда же проходил целый месяц, и я
не чувствовала его присутствия. Я никогда не звала его и очень мало думала
о нем в промежутках между его появлениями, так как и мое время, и мысли, и
перо были заняты совсем другими задачами.
Записывая эти сообщения, я была по большей части в полубессозна-
тельном состоянии, так что перед прочтением написанного у меня было лишь
смутное представление о его содержании. А несколько раз я была так близка
к полной потере сознания, что кладя карандаш, я не имела ни малейшего
представления о том, что писала.
Когда речь зашла впервые об издании этих писем, мысль эта была для
меня неприятна. Написав несколько книг, более или менее известных, я не
была чужда некоторого тщеславия в смысле литературной репутации, и мне
вовсе не хотелось прослыть за фантазерку. По настоянию моего друга я сог-
ласилась написать предисловие в книге, в котором было бы сказано, что
письма были написаны в моем присутствий. Это обещание удовлетворило моего
друга, но не меня.
Внутри меня шла такая работа. Если я издам эти письма, думала я,
совсем без предисловии, они будут приняты за фикцию, и все важное, заклю-
чающееся в них, потеряет всю свою ценность в смысле указания на посмертное
состояние человека. Если же я напишу, что они сообщались посредством авто-
матического письма в моем присутствии, непременно возникает вопрос, чьей
же рукой делались эти сообщения, и я буду принуждена уклоняться от правды.
Если же я откровенно признаюсь, что сообщения записывались моей рукой и
сообщу факты, как они происходили, тогда возможны будут только две гипоте-
зы: или, что письма эти - подлинные сообщения развоплощенного человека;
или же, что они измышления моего собственного подсознания. Но последняя
гипотеза не объясняет первого письма 'Х', появившегося раньше, чем я узна-
ла о его смерти, если только не допустить, что подсознанию каждого челове-
ка и з в е с т н о в с е. Но в таком случае, почему мое подсознание выбра-
ло этот путь длительной мистификации моего бодрствующего сознания и притом
без всякого предварительного в н у ш е н и я с моей или с чьей бы то ни
было стороны? Ведь ни я и никто из окружающих меня не знали о смерти 'Х'.
Чтобы кто-нибудь мог обвинить меня в преднамеренном обмане и сочи-
нительстве в таком серьезном деле, этого я не допускала и теперь считаю
невероятным, ввиду полной возможности для меня иметь иной, законный исход
для моего воображения в произведениях поэзии в романа.
Около трех четвертей всех писем было уже написано, когда я оконча-
тельно решила этот вопрос. Я решила или совсем не издавать их, или же об-
народовать с предисловием, в котором будут откровенно изложены все обстоя-
тельства возникновения этих писем. Когда же издание было решено, возник
вопрос: печатать ли их целиком или делать сокращения? Я решила не выпус-
кать ничего, кроме указаний на личные дела самого 'Х', на мои и на моих
друзей. Я ничего не прибавляла и только изредка, когда построение такие,
которые составляют совершенную противоположность моим собственным предс-
тавлениям о том же вопросе. Я их сохранила, как они были написаны. Некото-
рые из его философских положений были совершенно новы для меня; иногда я