Флоринда Доннер

Жизнь-в-сновидении (Часть 1)

было столько искренности и

убеждения, что я оказалась полностью во власти ее чар. Ни на

секунду я не сомневалась в ее словах. В ту минуту ничто из

того, о чем она говорила, не казалось мне необычным.

Затем она пояснила мне, что для того, чтобы достичь

сновидений такого рода, женщина должна следовать железной

дисциплине. Она наклонилась ко мне и конфиденциально, как бы не

желая того, чтобы ее услышали другие, сказала:

-- Железной дисциплиной я называю не тщательное соблюдение

любого рода распорядка, как раз наоборот, это означает, что

женщины .должны разрушить любой распорядок, которого от них

ожидают.

-- Так они поступают в юности, -- подчеркнула она. -- И

что самое важное -- в силу своей девственности, не прибегая к

силе. Часто, когда женщина уже достаточно стара, чтобы

продолжать оставаться женщиной, она считает, что пришло время

заняться мирскими или ино-мирскими мыслями и действиями. Как бы

мало она ни хотела и насколько бы ни было малым то, во что она

хотела бы поверить, ей ничего так и не удастся достичь.

Она мягко похлопала меня по животу, словно играла на

барабане.

-- Тайна силы женщины в ее матке.

Эсперанса утвердительно кивнула, словно на самом деле

услышала тот глупый вопрос, который появился у меня в голове:

-- В ее матке?

-- Женщина, -- продолжала она, -- должна начать с того,

чтобы сжечь свою матрицу. Она не может служить плодоносящей

почвой, ожидающей оплодотворения мужчиной, повинуясь повелению

Бога.

Она посмотрела на меня пристально, улыбнулась и спросила:

-- Ты, случайно, не религиозна?

Я покачала головой. Говорить я не могла. Мое горло

настолько сжалось, что я едва могла дышать. Я оцепенела от

страха и удивления, но не столько от ее слов, сколько от

перемен в ее лице. Спроси меня, и я не могла бы ответить, когда

именно это началось, но внезапно ее лицо стало молодым и

сияющим; внутри нее как бы вспыхнула внутренняя жизнь.

-- Прекрасно! -- воскликнула Эсперанса. -- Значит, тебе не

придется бороться с верованиями, -- подчеркнула она. -- Их

победить очень трудно. Меня воспитывал правоверный католик. Я

чуть не умерла, когда мне пришлось изменять свое отношение к

религии.

Она вздохнула. Ее голос, некоторое время звучавший

печально, снова стал нежным, когда она добавила:

-- Но это несравнимо с той битвой, в которую мне пришлось

вступить до того, как я стала настоящей сновидящей.

Тяжело дыша, я терпеливо ожидала, пока очень приятное

ощущение, подобное слабому электрическому току, не разольется

по всему моему телу. Я уже предвкушала рассказ об ужасном

сражении с наводящими ужас созданиями. Мне едва удалось скрыть

свое разочарование, когда она сказала, что ей пришлось вступить

в битву с самой собой.

-- Чтобы стать сновидящей, я должна была покорить себя (а

также эго (англ. -- self) (прим. перев.)), -- пояснила

Эсперанса. -- Вроде пустяк, но нет ничего тяжелее этого. Мы,

женщины, самые несчастные пленники своего 'я'. Это 'я'-- наша

тюрьма. Наша тюрьма создана из команд и ожиданий, которые

обрушиваются на нас с самого момента рождения. Если родился

первенец, и это мальчик, тогда это праздник. Но если же это

девочка, тогда пожимают плечами и говорят: 'Все нормально. Я

все же буду любить ее и сделаю для нее все'.

Из уважения к этой старой женщине я не могла смеяться

громко. Никогда я не слышала ничего подобного. Я считала себя

независимой, но в свете того, что говорила Эсперанса, я была

ничем не лучше остальных женщин. Вопреки своему обычному

способу реагирования на такого рода идеи, я была с ней

согласна. Я всегда осознавала, что предварительным условием

того, что я женщина, является то, что я зависима. Мне всегда

говорили, что женщине очень повезло, если ее настолько желает

мужчина, что ради нее будет делать многое. Мне говорили, что

для меня как для женщины унизительно самой делать что-то, что

мне и так могут дать. В меня вбили, что место женщины дома,

рядом с мужем и детьми.

-- Как и тебя, меня воспитывал авторитарный, хотя и

снисходительный отец, -- продолжала Эсперанса. -- Как и ты, я

считала себя свободной. Для меня понять путь магов -- что

свобода не означает быть самой собой -- было равносильно тому,