Флоринда Доннер

Жизнь-в-сновидении (Часть 1)

она, -- особенно если мы откинем верх. -- Ее голос

звучал счастливо и мечтательно. -- Я обожаю путешествовать

ночью в машине с откинутым верхом.

Я охотно выполнила ее пожелание. Было почти четыре часа

утра, когда мы оставили позади Эрмосильо. Небо, неяркое и

черное, испещренное звездами, казалось самым высоким из тех,

что мне приходилось видеть. Я ехала быстро, тем не менее

казалось, что мы вообще не движемся. В свете фар без конца

появлялись и исчезали шишковатые силуэты кактусов и мескитовых

деревьев. Казалось, что они все были одной и той же формы,

одного и того же размера.

-- Я упаковала с собой несколько сладких булочек и полный

термос чампуррадо, -- сказала Делия, доставая свою корзину с

заднего сидения. -- Утро наступит до того, как мы доберемся до

дома целительницы.

Она налила мне полчашки густого горячего шоколада,

приготовленного с маисовой мукой, и накормила рулетом

по-датски, давая мне кусочек за кусочком.

-- Мы проезжаем через волшебную страну, -- сказала она,

прихлебывая восхитительный шоколад. -- Волшебную страну,

населенную воюющими людьми.

-- Что это за воюющие люди? -- спросила я, стараясь, чтобы

это не прозвучало снисходительно.

-- Яки, народ Соноры, -- сказала она и замолчала, вероятно

оценивая мою реакцию. -- Я восхищаюсь индейцами яки, потому что

они постоянно воевали, -- продолжала она. -- Сначала испанцы, а

затем мексиканцы -- не далее как в 1934 году -- испытали

храбрость, хитрость и безжалостность воинов яки.

--Я не в восторге от войны или от воинственных людей, --

сказала я. Затем, чтобы оправдать свой резкий тон, я объяснила,

что происхожу из немецкой семьи, которая была разлучена войной.

-- У тебя другой случай, -- заключила она. -- У тебя не

было идеалов свободы.

-- Минутку! -- возразила я. -- Именно потому, что я

поддерживаю идеалы свободы, я нахожу, что война так

отвратительна.

-- Мы говорим о двух различных видах войны, -- настаивала

она.

-- Война есть война, -- заметила я.

-- Ваш вид войны, -- продолжала она, не обращая внимания

на мое замечание, -- ведется между двумя братьями, которые оба

являются правителями и сражаются за верховенство. -- Она

наклонилась ко мне и настойчивым шепотом добавила: -- Тот вид

войны, о котором говорю я, ведется между рабами и хозяевами,

которые думают, что люди -- их собственность. Заметила разницу?

-- Нет, -- упрямо настаивала я и повторила, что война --

это война, независимо от причин.

-- Я не могу согласиться с тобой, -- сказала она, громко

вздохнув и откинувшись назад на своем сиденье. -- Возможно,

причина наших философских разногласий в том, что мы вышли из

различных социальных реальностей.

Удивленная выбранными ею словами, я автоматически сбросила

скорость. Мне не хотелось показаться грубой, но слушать ее

концептуальные академические разглагольствования было настолько

нелепо и неожиданно, что я ничего не могла с собой поделать и

расхохоталась.

Делия не обиделась. Она с улыбкой глядела на меня,

оставаясь вполне довольной собой.

-- Если ты хочешь понять то, о чем я говорю, тебе нужно

изменить восприятие.

Она высказала это настолько серьезно и тем не менее

настолько доброжелательно, что я почувствовала себя

пристыженной за свой смех.

-- Ты можешь даже извиниться за то, что смеялась надо

мной, -- добавила она, словно прочитав мои мысли.

-- Действительно, я хочу извиниться, Делия, -- произнесла

я, искренне осознав это. -- Я ужасно сожалею о моей грубости. Я

была так удивлена твоими формулировками, что просто не знала,

как поступить. -- Я бросила на нее быстрый взгляд и добавила

сокрушенно: -- Вот и рассмеялась.

-- Я не имела в виду социальные оправдания твоего

поведения, -- сказала она, дернув от досады головой. -- Я имела

в виду оправдание из-за непонимания положения человека.

-- Я не знаю, о чем ты говоришь, -- сказала я с тревогой и

почувствовала, как ее глаза сверлят меня насквозь.

-- Как женщина, ты должна понимать это положение очень

хорошо, -- произнесла она. -- Ты была рабыней всю жизнь.

-- О чем ты говоришь, Делия? -- спросила я в раздражении

от ее дерзости, впрочем, сразу смягчилась, подумав, что,

несомненно, бедная индеанка имела невыносимого мужа-тирана. --