в мои легкие. Он извивался там, словно
живое существо, стремясь пожрать каждую клеточку моего тела. Я
чувствовала, как во мне все рушится, и знала, что вот-вот умру.
Но рев прекратился. Тишина упала так внезапно, что я ее
услышала. И я громко рассмеялась от радости, что еще жива.
Глава 10
Кровать была большая и уютно мягкая. Комнату наполняло
золотистое сияние. Желая немного продлить это состояние полного
благополучия, я прикрыла глаза и погрузилась в блаженную
дремоту среди ароматных льняных простыней и чуть пахнущих
лавандой наволочек.
Но стоило мне вспомнить события минувшей ночи, эти
разрозненные обрывки какого-то кошмарного сна, как я ощутила
напряжение каждой мышцы, каждой косточки моего тела. Не было
никакой связности, никакой линейной последовательности в том,
что мне довелось пережить за эти бесконечные часы. Дважды за
эту ночь я просыпалась в разных постелях, в разных комнатах и
даже в разных домах.
Словно живя своей собственной жизнью, все эти разрозненные
образы внезапно сложились и развернулись в некий лабиринт,
который неожиданно для меня стал мне вполне понятен. То есть я
одновременно осознала каждое событие. Ощущение того, как эти
образы разрастаются из моей черепной коробки в громадную
затейливую прическу, было настолько реальным, что я выскочила
из постели и бросилась через всю комнату к туалетному столику
из стекла и стали. Трюмо было заклеено рисовой бумагой. Я
попыталась было отскоблить уголок, но бумага держалась на
стекле, словно кожа.
Вид гребня с серебряной ручкой, такой же щетки для волос,
флаконов с духами и баночек с косметикой на туалетном столике
подействовал на меня успокаивающе; я бы тоже расставила эти
флаконы и баночки в ряд по размеру, как инструменты. Почему-то
я знала, что нахожусь в комнате Флоринды, в доме ведьм; и это
знание вернуло мне чувство равновесия.
Комната Флоринды была огромна; кровать и туалетный столик
были в ней единственными предметами обстановки. Они стояли в
противоположных углах, в некотором отдалении от стен и под
углом к ним, оставляя за собой треугольное пространство.
Некоторое время я размышляла над расположением кровати и
туалетного столика, но не смогла определить, то ли такая
расстановка следовала некоей эзотерической схеме, значение
которой от меня ускользало, то ли это был просто эстетический
каприз Флоринды.
Заинтересовавшись, куда могут вести три находящиеся в
комнате двери, я попробовала открыть каждую. Первая была
заперта снаружи. Вторая вела в небольшое прямоугольное патио,
окруженное стенами. Какое-то время я озадаченно смотрела в
небо, пока до меня наконец не дошло, что сейчас не утро, как я
предположила при пробуждении, а вторая половина дня. Меня
нисколько не встревожило то, что я проспала почти весь день;
наоборот, я испытывала душевный подъем. Твердо веря в то, что
страдаю бессонницей, я всегда безумно радовалась, когда помногу
спала.
Третья дверь вела в коридор. Стремясь отыскать Исидоро
Балтасара, я направилась в гостиную; она была пуста. В
аккуратной и незатейливой расстановке мебели было что-то
отталкивающее. Нигде не видно было следов того, что вчера
вечером кто-то сидел на кушетке или в креслах. Даже подушки
замерли в строю, как по стойке 'смирно'.
Столовая по другую сторону коридора выглядела столь же
пустынной, столь же суровой. Ни один стул не был сдвинут с
места. На полированной поверхности стола красного дерева не
видно было ни крошки, ни пятнышка. Нигде ни следа того, что
вчера вечером я сидела за этим столом с нагвалем Мариано
Аурелиано и м-ром Флоресом и ужинала. В кухне, отделенной от
столовой сводчатым переходом и холлом, я нашла кувшин, до
половины наполненный чампуррадо (champurrado), и накрытое блюдо
тамалес. Я была слишком голодна, чтобы их разогревать. Я налила
себе полную кружку густого шоколада и съела три кукурузных
кекса, надорвав обертку. Начиненные кусочками ананаса, изюмом и
очищенным миндалем, они были божественно вкусны.
Мне казалось совершенно немыслимым, что меня могли
оставить в доме одну. И все же обволакивающая меня тишина
чувствовалась постоянно. Это был не тот уютный покой, который
окружает человека, когда люди намеренно соблюдают тишину, это
была скорее оглушительная