Флоринда Доннер

Жизнь-в-сновидении (Часть 1)

тишина обезлюдевшего места.

Вероятность того, что меня здесь бросили одну, заставила меня

поперхнуться куском кекса.

По дороге в комнату Флоринды я останавливалась у каждой

двери.

-- Есть кто-нибудь дома? -- звала я, стуча в двери. Ответа

не было.

Я уже собиралась выходить, когда явственно услышала, как

кто-то спросил:

-- Кто там зовет?

Голос был глубокий и хрипловатый, но кто это был, мужчина

или женщина, я не могла сказать. Не могла я определить и

направления, откуда он послышался, не говоря уже о том, из

какой комнаты.

Я вернулась на несколько шагов назад и крикнула еще раз,

как можно громче, есть ли кто нибудь в доме. Дойдя до дальнего

конца коридора, я постояла минуту в нерешительности перед

закрытой дверью. Потом повернула ручку, тихонько приоткрыла

щелку и боком скользнула внутрь.

Зажмурив глаза, я прислонилась к стене и подождала, пока

утихнет колотящееся в груди сердце. Вдруг кто-нибудь застанет

меня здесь, виновато подумала я. Но любопытство по мере того,

как я вдыхала воздух таинственности и колдовства, наполнявший

комнату, брало верх над ощущением, что я поступаю как-то

нехорошо.

Тяжелые темные шторы были задернуты, и единственный свет

излучал высокий торшер. Его огромный отделанный бахромой абажур

отбрасывал круг желтого света на стоящий у окна шезлонг. В

самом центре комнаты стояла кровать с балдахином и занавесками,

похожая на трон и господствовавшая над всем пространством.

Бронзовые и деревянные резные статуэтки, стоящие на четырех

круглых столиках по углам комнаты, казалось, охраняли ее

подобно неким небесным божествам.

Книги, газеты и журналы высокой стопкой лежали на конторке

с откидной крышкой и комоде. На изогнутом в форме полумесяца

туалетном столике не было зеркала, а вместо щеток, гребней,

флаконов с духами или косметикой на покрытой стеклом

поверхности стоял набор хрупких кофейных чашечек. Нити жемчуга,

золотые цепочки, кольца и броши свисали с их позолоченных

краев, словно забытый кем-то клад. Два кольца я узнала; я

видела их на руке Зойлы.

Осмотр кровати я оставила напоследок. Почти благоговейно,

так, словно это и в самом деле был трон, я отдернула занавеску

и охнула от восторга: яркие цветные подушки на шелковом зеленом

покрывале навели меня на мысль о полевых цветах на лугу.

Но пока я вот так стояла посреди комнаты, мое тело начала

сотрясать невольная дрожь. Я не могла не чувствовать, что

тепло, загадочность и очарование, которым лучилась эта комната,

было всего лишь иллюзией.

Ощущение, что я шагнула в некий мираж, стало еще сильнее в

третьей комнате. Сначала она тоже показалась теплой и уютной.

Сам воздух ее был нежен и ласков. От стен, казалось, отражались

отзвуки смеха. Но вся эта атмосфера тепла была лишь

разреженным, мимолетным впечатлением, как и угасающий солнечный

свет, который пробивался сквозь кисейные занавеси на лишенных

стекол окнах.

Как и в той комнате, здесь над всем пространством

господствовала кровать. Она тоже была с балдахином и множеством

разноцветных подушек, разбросанных с рассеянной небрежностью.

У одной из стен стояла швейная машина; это была старая,

крашеная кистью машина с ножным приводом. Рядом с ней стоял

высокий книжный шкаф. Вместо книг полки были забиты рулонами

отличного ситца, шелка, шерстяного габардина, аккуратно

разложенными по цветам и сортам.

На низком столике у окна красовались шесть разноцветных

париков, надетых на специальные болванки. Среди них был и тот

светлый, в котором я видела Делию Флорес, и темный с

кудряшками, который Мариано Аурелиано натянул мне на голову у

кофейни в Тусоне.

Четвертая комната находилась несколько поодаль от

остальных и по другую сторону холла. По сравнению с первыми

двумя она казалась пустой. Последние лучи заходящего солнца,

просеянные сквозь решетчатую стену, лежали на полу ковром из

света и теней, колыхающимся квадратом прямоугольной мозаики.

Немногочисленные предметы обстановки были расставлены так

искусно, что пространство казалось большим, чем оно было на

самом деле. Вдоль стен стояли низкие застекленные книжные

полки. В дальнем углу в алькове стояла узкая кровать. Низко

свисающее серо-белое клетчатое одеяло гармонировало с игрой