Флоринда Доннер

Жизнь-в-сновидении (Часть 1)

же, как и картины, полуувиденные и

полувспомненные. Не то чтобы я забыла что-нибудь, но образы

приходили ко мне фрагментарно, как не совсем подходящие куски

головоломки. Это забывание было физическим ощущением, как будто

туман застилал часть моего мозга.

-- Так сновидение-наяву и повышенное осознание -- это одно

и то же?!

Более чем вопрос, это было заявление, смысл которого

выскочил из меня. Я передвинулась на сиденье, поджимая под себя

ноги, садясь лицом к Исидоро Балтасару. Солнце подчеркивало его

профиль. Черные вьющиеся волосы ниспадали с высокого лба,

четкие скулы, крупный нос и подбородок, точеные губы делали его

похожим на римлянина.

-- Я, наверное, до сих пор в повышенном осознании, --

сказала я. -- Я никогда не замечала тебя раньше.

Машина качнулась на дороге, когда Исидоро Балтасар

запрокинул голову назад и засмеялся.

-- Ты определенно сновидишь-наяву, -- заявил он, хлопнув

ладонями по коленям. -- Разве ты не помнишь, что я маленький,

смуглый, и выгляжу по-домашнему?

Я хихикнула. Не потому, что согласилась с его описанием,

но потому, что это было единственное, что я вспомнила о нем:

лекция, которую он давал в день, когда мы формально

познакомились. Мое веселье сразу же превратилось в страшное

беспокойство. Казалось, что прошли месяцы вместо двух только

дней, с тех пор, как мы приехали в дом магов.

-- Время идет по-другому в мире магов, -- сказал Исидоро

Балтасар, как будто он говорил без звука. -- И каждый ощущает

его по-разному.

Потом он признался, что одним из наиболее сложных аспектов

его ученичества было иметь дело с соответствием событий потоку

времени. Часто все они смешивались в уме, спутывая образы,

опускавшиеся вглубь, когда он пытался на них сфокусироваться.

-- Только сейчас с помощью нагваля я вспомнил те аспекты и

события обучения, которые произошли несколько лет назад, --

сказал он.

-- Как он помогает тебе? -- спросила я. -- Он тебя

гипнотизирует?

-- Он заставляет меня изменять уровни осознания, и когда

это происходит, я не просто вспоминаю прошлые события, я заново

переживаю их.

-- Как он это делает? -- не унималась я. -- Я имею в виду

заставляет тебя изменять уровни.

-- До недавнего времени я полагал, что это совершалось

резким хлопком по спине между лопатками, -- сказал он. -- Но

сейчас я совершенно уверен, что просто его присутствие

заставляло меня изменять уровни осознания.

-- Значит, он гипнотизировал тебя, -- настаивала я.

Он покачал головой и сказал:

-- Маги -- мастера изменения уровней осознания. Некоторые

из них настолько сильны, что могут изменять уровни осознания у

других.

Я кивнула. У меня уже имелось множество вопросов, но он

жестом попросил терпения.

-- Маги, -- продолжал он, -- заставляют увидеть, что

природа окружающей реальности отлична от того, какой мы ее

воспринимаем, вернее от того, какой нас научили ее

воспринимать. На интеллектуальном уровне мы заставляем себя

самих убедиться, что культура предопределяет, кто мы есть, как

себя вести, что мы должны знать, что мы способны чувствовать.

Но мы не желаем воплощать эту идею, приняв ее как конкретное

практическое предложение. Причина в том, что мы не принимаем

утверждения, что культура также предопределяет и то, что мы

способны воспринимать.

Магия позволяет нам осознать другие реальности, различные

возможности, касающиеся не только окружающего нас мира, но и

нас самих, в такой степени, какой мы даже не можем себе

представить в самых смелых предположениях о себе самих и о

нашем окружении.

Меня удивило, что я сумела принять его слова так легко,

хотя и не поняла их.

-- Маг не только осознает различные реальности, --

продолжал он, --ной использует эти знания на практике. Маги

знают -- не только интеллектуально, но и практически, -- что

реальность, или мир как мы его знаем, заключается во взятом у

каждого из нас согласии в том, каков этот мир. Согласие может

быть разрушено, так как это всего лишь социальное явление. И

как только оно будет разрушено, весь мир рухнет вместе с ним.

Заметив, что я не могу следовать за его мыслью, он

попытался представить ее с другой стороны. Он сказал, что

социальный мир ограничивает наше восприятие в пределах его