Флоринда Доннер

Сон ведьмы (Часть 1)

Все еще

склонив голову, я ждала, что она скажет мне что-то. Но она молчала. Я

осмотрелась еще раз. Никого вокруг не было. Я была одна в комнате. Все уже

ушли. Испугавшись, я вскочила и бросилась к двери, но меня остановил Леон

Чирино.

- Дух Фриды Герцог бродит вокруг, - сказал он. - она умерла на

ступенях этого холма.

Он подошел к окну и открыл деревянную панель. Словно призрачное

видение, дым забурлил, выходя из комнаты и растворяясь в ночном воздухе.

Леон Чирино обернулся ко мне и вновь повторил, что Фрида Герцог умерла на

ступенях этого холма. Он прошелся по комнате, тщательно проверяя

затемненные углы; возможно, он думал, что в комнате кто-то спрятался.

- Фрида Герцог - это та старуха, которую я видела? - спросил я. - ты

тоже видел ее?

Он кивнул, затем еще раз прошептал, что ее дух бродит вокруг. Он

несколько раз обтер лоб рукой, будто пытаясь избавить себя от мысли или,

возможно, образа устрашающей старухи.

Тишина в комнате стала невыносимой. - я лучше догоню донью Мерседес,

- тихо сказала я и открыла дверь.

- Подожди! - Леон Чирино бросился вперед и схватил меня за руку. Он

снял с меня серебряное ожерелье и взял из моей руки банку с ртутью. - во

время сеанса хронологическое время прекращается, - прошептал он медленно и

устало. - спиритуальное время - это время равновесия, это и не

действительность, и не сон. Но это время существует в пространстве. - он

намекнул, что я была отброшена в событие, которое произошло много лет

назад. - прошлое - это не последовательность событий во времени, -

продолжал он. - сегодняшний день может стать днем вчерашним или событием

давно минувших лет. - он застегнул на моем запястье часы. - но лучше не

говорить о таких вещах. То, что случается, является неопределенным и

неуловимым, и его нельзя обозначить словами.

Я хотела присоединиться к донье Мерседес и равнодушно соглашалась с

ним. Но, кажется, Леон Чирино решил держать меня в своем доме. Он вновь и

вновь повторял, что Фрида Герцог умерла на холме прямо за его домом.

- Я видела, как Мерседес Перальта стала прозрачной, - перебила я его.

- ты это тоже видел?

Он взглянул на меня так, словно не ожидал, что я задам ему вопрос. Но

в следующий момент он рассмеялся. - она хотела ошеломить тебя, - сказал

он, наливаясь гордостью. - она безупречный медиум. - слегка улыбаясь, он

прикрыл утомленные глаза, по-видимому, смакуя какое-то бесценное видение.

А потом он мягко вытолкнул меня на улицу и без слов закрыл за мной дверь.

На секунду я опешила и остановилась у дверей Леона Чирино. Я знала,

что потеряла счет времени в течение сеанса, но все же не ожидала, что ночь

прошла и что ночью шел дождь. Однако уже рассвело, а на тротуаре блестели

лужи.

Где-то далеко закричал попугай. Я огляделась. Через дорогу, словно

тень, под эвкалиптом у цементных ступеней, ведущих на холм, стояла

Мерседес Перальта. Я подбежала к ней.

Предвидя мои вопросы, она коснулась моих губ пальцами, затем низко

согнулась и подняла небольшую свежесломанную ветвь, лежавшую на земле. Она

была мокрой от ночного дождя. Донья Мерседес встряхнула ее; аромат

эвкалипта, заключенный в сотне капель, обрушился на мою голову.

- Нам лучше уйти, - сказала она, но повела меня не домой, а на холм.

В воздухе стоял запах гниющего ковыля. Вокруг нас не было ни души.

Лачуги на холме выглядели брошенными. От широких ступеней, как от ствола,

ветвилось множество тропинок. Мы свернули на одну из них и вскоре

остановились перед желтым домиком, покрытым листами рифленой жести.

Передняя дверь открывалась прямо в спальню. Узкая опрятная постель

стояла в середине комнаты. На стульях стояли экзотические горшки с

лохматыми папоротниками. Под потолком висели бамбуковые клетки с

канарейками. На кованых крюках, вбитых в стены, болтались брюки, жакеты и

накрахмаленные рубашки.

Из-за ярко окрашенной занавески, которую я сперва ошибочно приняла за

настенное украшение, вышел мужчина.

- Эфраин Сандоваль! - воскликнула я, горя желанием узнать, что делает

здесь человек, в лавке которого я покупаю свои блокноты и карандаши. Я

хорошо знала его и его жену-немку, у которой речь и манеры были более

венесуэльскими, чем у кого-либо. Вместе с двумя дочерьми они жили на