Флоринда Доннер

Жизнь-в-сновидении (Часть 2)

что они, конечно же, совершенно правы, отказываясь

играть в нашу излюбленную интеллектуальную игру, суть которой в

разыгрывании роли интересующегося человека, задающего так

называемые душеспасительные вопросы, которые обычно не имеют

для нас абсолютно никакого значения. И причина их

бессмысленности заключена в отсутствии у нас энергии для того,

чтобы последовать услышанному. В ответ на такие вопросы мы

можем только соглашаться или не соглашаться.

Тем не менее в связи с нашим ежедневным общением я кое-что

поняла в их мире. Сновидящие и сталкеры воплощали среди женщин

два настолько разных способа поведения, насколько это было

возможно.

Сначала я удивлялась тому, что в группу сновидящих --

Нелида, Эрмелинда и Клара -- входили самые настоящие сталкеры.

Ибо, насколько я смогла убедиться, мое общение с ними

происходило строго на повседневном земном уровне. И лишь

позднее я все-таки полностью осознала, что даже просто их

присутствие безо всякого нажима вызывало новую модальность

моего поведения. То есть, в их присутствии я не ощущала никакой

необходимости самоутверждения. Не было никаких сомнений,

никаких вопросов с моей стороны, когда бы я ни находилась с

ними. Они обладали удивительной способностью без всяких слов

заставлять меня видеть абсурдность моего существования. И еще,

я не чувствовала никакой необходимости в своей самозащите.

Возможно, именно этот недостаток убежденности и ясности,

делавший меня уступчивой, позволял мне воспринимать их безо

всякого сопротивления. Не потребовалось много времени, чтобы я

поняла, что женщины-сновидящие, общаясь со мной на земном

уровне, давали мне модель поведения, необходимую для

переориентации моей энергии в новое русло. Они хотели, чтобы

изменился сам способ, при помощи которого я сосредоточивалась

на мирских делах, таких как приготовление пищи, уборка, стирка,

пребывание в колледже, зарабатывание на жизнь. Эти дела,

говорили они, должны выполняться при условии добрых

предзнаменований; они должны быть не случайными делами, а

искусными попытками, каждая из которых имеет свое значение.

Прежде всего именно их общение между собой и с

женщинами-сталкерами заставило меня осознать, насколько

особенными они были. В своей человечности, своей простоте они

были лишены обычных человеческих слабостей. Всеобщее знание у

них легко уживалось с индивидуальными чертами характера, такими

как вспыльчивость, мрачность, грубая сила, ярость или

слащавость.

Находясь рядом с любым из этих магов, я испытывала

совершенно особое ощущение присутствия на вечном празднике. Но

это был только мираж. Они шли по бесконечной тропе войны. И

врагом была идея собственной личности.

В доме ведьм я встретила также Висенте и Сильвио Мануэля,

двух других магов из группы нагваля Мариано Аурелиано.

Висенте был явно испанского происхождения. Я узнала, что

его родители прибыли из Каталонии. Это был худой,

аристократического вида мужчина с обманчиво слабыми руками и

ногами. Он любил ходить в шлепанцах и предпочитал сорочкам

пижамные рубахи, одетые поверх брюк цвета хаки. Румяные щеки у

него странно сочетались с общей бледностью. Красивая ухоженная

бородка дополняла характерным штрихом отличающую его рассеянную

манеру поведения.

Он не только выглядел как ученый, но и был таковым. Книги

в комнате, где я спала, были его, или вернее, именно он собирал

и читал их, занимался ими. Его эрудиция, -- не было ничего

такого, о чем бы он не знал -- была привлекательна еще и тем,

что он всегда вел себя как ученик. Я была уверена, что вряд ли

это случайно, поскольку было очевидно, что он знает значительно

больше, чем остальные. Именно благородство духа позволяло ему с

удивительной естественностью и без каких-либо нареканий

делиться своими знаниями с теми, кто знал меньше.

Кроме того, я познакомилась с Сильвио Мануэлем. Это был

среднего роста, полный, смуглый и безбородый индеец. В моем

представлении именно так, загадочно и зловеще, должен был

выглядеть злой брухо. Его явная угрюмость пугала меня, а его

редкие ответы безжалостно раскрывали природу того, во что я

верила.

Только узнав его, я на самом деле поняла, как он веселился

в душе, создавая этот образ. Он был самым открытым, а для меня