Флоринда Доннер

Жизнь-в-сновидении (Часть 2)

работу я не

писала с таким удовольствием. Впервые я начала читать и

собирать материалы в самом начале семестра, а не ждала, как

обычно, когда останется лишь несколько дней до сдачи рукописи.

И только мысль о том, что эта работа -- пропуск в аспирантуру,

портила все удовольствие.

Эсперанса, как будто снова подслушав мои мысли, сказала,

что мне нужно забыть об аспирантуре и думать только о том,

чтобы написать хорошую работу.

-- Как только станешь частью мира магов и начнешь

постигать природу сновидений, ты начнешь понимать, что такое

магия. И это понимание освободит тебя.

Я смотрела на нее в замешательстве и не могла понять, о

чем это она.

-- Это освободит тебя от желания чего бы то ни было. --

Эсперанса провозгласила эту фразу так четко, как будто я туга

на ухо. Она посмотрела на меня задумчиво и добавила: --

Алчность -- твое второе имя, и все же тебе ничего не нужно и ты

ничего не хочешь... Ее голос стал тише, когда она стала

раскладывать на столе мои книги, записи и стопки каталожных

карточек. С сияющим лицом она повернулась ко мне, держа в руках

несколько карандашей. -- Я подточила их для тебя бритвой и

подточу снова, когда они затупятся. -- Она положила карандаши

рядом с блокнотом и широко развела руки в стороны, как бы

пытаясь охватить всю комнату. -- Прекрасное место для работы.

Здесь тебя никто не потревожит.

-- Я в этом уверена.

Видя, что она собирается уходить, я поинтересовалась, где

спал Исидоро Балтасар этой ночью.

-- На своей соломенной циновке, где же еще? --

засмеявшись, она подхватила все свои юбки и вышла во двор. Я

провожала ее глазами, пока она не скрылась за каменной аркой.

Глаза заболели от яркого света.

Немного спустя в одну из тех дверей, что выходили в

коридор, громко постучали.

-- Ты одета? -- спросил смотритель, открывая дверь еще до

того, как я успела сказать да. -- Пища твоим мозгам, -- объявил

он, ставя на стол бамбуковый поднос. Он налил мне прозрачного

мясного бульона и заставил съесть мачаку по-сонорански. -- Сам

приготовил, -- заметил он.

Смесь из взбитых яиц, нарезанного мяса, лука и красного

жгучего перца была просто восхитительной. -- Когда ты

закончишь, я свожу тебя в кино.

-- Когда я поем? -- взволнованно спросила я, запихнув в

рот тортилью.

-- Когда закончишь писать, -- пояснил он.

После того, как я разделалась с едой, он сказал, что мне

нужно познакомиться с собакой.

-- Иначе ты не сможешь никуда выйти. Даже просто в туалет.

Я хотела сказать, что, в общем-то, уже видела собаку и

выходила ночью из дома, но он быстрым движением головы позвал

меня за собой во двор. Большая черная собака, свернувшись,

лежала в тени высокой изгороди, сплетенной из тростника.

Смотритель присел на корточки рядом с псом и почесал его за

ушами. Наклонившись еще ниже, он шепнул что-то зверю на ухо.

Неожиданно смотритель встал. Испугавшись, я отпрянула

назад и приземлилась на мягкое место. Собака заскулила, а

смотритель одним невероятным прыжком перепрыгнул через высокую

изгородь. Я вскочила на ноги и собралась было бежать, но собака

вытянула свои передние лапы и положила их мне на ноги. Сквозь

туфли чувствовалась их тяжесть. Собака посмотрела на меня и

разинула свою пасть, широко зевнув. Язык и челюсти у нее были

иссиня-черными.

-- Это признак превосходной родословной.

Я так испугалась, услышав голос смотрителя за спиной, что

повернулась кругом, снова потеряла равновесие и свалилась на

собаку. Сначала я не осмеливалась пошевелиться, а потом

медленно повернула голову. На меня уставились ее янтарные

глаза. Собака обнажила зубы, но не с рычанием, а с самой

дружелюбной собачьей улыбкой.

-- Вы стали друзьями, -- произнес смотритель, помогая мне

подняться. -- Теперь тебе пора начать писать свою работу.

Я горела желанием выполнить свою задачу. Я писала долгие

часы, как-то не замечая времени. Не то чтобы я была настолько

поглощена своей работой, что потеряла счет времени. Скорее

время, казалось, трансформировалось в пространство. То есть я

начала ощущать время как промежутки -- промежутки между

появлениями Эсперансы.

Каждый день где-то в середине утра, когда я завтракала --

тем, что было оставлено на кухне, -- неожиданно появлялась она,