Флоринда Доннер

Жизнь-в-сновидении (Часть 2)

имеют выбора,

у слуг он есть. Их выбор -- служить безупречно.

-- Моя помощь не в счет, -- продолжал он.--Яне могу

убедить тебя, и конечно же ты не можешь убедить меня или мир

магов. Главная предпосылка этого мира: не делается ничего

такого, что может быть расценено как полезное; разрешаются

только стратегические действия. Именно этому учил меня нагваль

Хуан Матус, и это способ, которым я живу: маг практикует то,

что проповедует. И еще: ничего не делается в практических

целях. Когда ты станешь понимать и практиковать все это, ты

закроешь за собой дверь.

Между нами установилось долгое неподвижное молчание. Я

крутилась на своей кровати. Мысли вертелись у меня в голове.

Возможно, никто из магов не поверит мне, но я действительно

изменилась, это изменение было почти незаметным вначале. Я

обратила на него внимание, потому что оно произошло с наиболее

сложной вещью, с которой сталкиваются почти все женщины:

ревностью и потребностью все знать.

Мои приступы ревности были притворными, -- не всегда

осознанные, они были все-таки чем-то вроде позы. Что-то во мне

требовало, чтобы я ревновала ко всем другим женщинам в жизни

Исидоро Балтасара. Но одновременно что-то во мне остро

осознавало, что жизнь нового нагваля не была жизнью обычного

мужчины, не была она и жизнью мужчины, который может иметь

много жен. Наши отношения, если это можно так назвать, не

походили на какие бы то ни было обычные формальные отношения, и

не имело значения, какую форму я пыталась им придать. Для

ощущения обладания и для того, чтобы ревновать, необходимо,

чтобы эти чувства выражались, и не только у тебя самого, но и у

партнера. А Исидоро Балтасар вообще не проявлял стремлений,

желаний, чувств и эмоций обычного мужчины.

Мое желание знать все о жизни Исидоро Балтасара было

непреодолимой потребностью; меня просто терзало то, что он

никогда не позволял мне действительно проникнуть в его личную

жизнь. А еще, -- я ничего не делала для этого. Часто я

напоминала себе, что было бы очень просто последить за ним или

покопаться в его бумагах, чтобы понять раз и навсегда, кто же

он на самом деле. Но я не могла. Что-то во мне знало, что я не

смогу продолжать общаться с ним как раньше, если сделаю это.

То, что меня останавливало, -- было более чем уважение чужой

собственности, это было доверие, которым он облек меня. Он

предоставил мне полный доступ ко всему, что ему принадлежало, и

это сделало его не только на деле, но даже в моих мыслях

неприкосновенным.

Я беззвучно рассмеялась. Я поняла, что это стратегическое

действие воина. Исидоро Балтасар ошибся. Он принял мои

врожденные привычки -- замкнутость и германскую ограниченность

-- за недостаток воинственности. Это уже не имело значения. Я

знала, что наконец начала понимать и практиковать стратегию

воина, хотя бы тогда, когда он был -- не обязательно в студии,

но был в Лос-Анжелесе. Однако в его отсутствие я часто начинала

сомневаться, и когда это происходило, я обычно приходила спать

в его студию.

Однажды ночью, когда я сунула свой ключ в замок, я вдруг

ощутила, что чья-то рука схватила меня и втащила вовнутрь. Я

завопила в ужасе.

-- Что... что это... -- произнесла я, заикаясь, когда

рука, которая держала меня, резко отпустила. Пытаясь сохранить

равновесие, я удержалась за стену. Сердце вырывалось из груди.

-- Флоринда! -- Я ошеломленно уставилась на нее. На ней был

длинный халат, собранный на талии. Ее волосы свободно ниспадали

по бокам и сзади. Мне стало интересно, реальна она, или просто

призрачное видение, обрамленное тусклым светом, падающим из-за

плеч. Я двинулась к ней и исподтишка дотронулась до ее рукава.

-- Это ты, Флоринда? Или, может быть, я сновижу?

-- Нет, это реальность, милая. Это действительно я.

-- Как ты добралась сюда? Ты здесь одна? -- Я хорошо

понимала, что бесполезно спрашивать ее об этом.

-- Если бы я знала, что ты придешь, я бы раньше начала

уборку, -- произнесла я, пытаясь улыбнуться. Губы прилипли к

зубам. -- Я люблю убирать студию Исидоро Балтасара ночью. Я

всегда убираю ночью.

Вместо того, чтобы что-нибудь сказать, Флоринда

повернулась в профиль, так что свет бил ей в лицо. Опасная

искра появилась в ее глазах. -- Я говорила тебе никогда не