раскрыла крылья, но не
улетела; ее черные перья отливали синевой под солнечными
лучами.
Я спокойно сказала Флоринде, что давление, оказываемое на
меня миром магов, было невыносимым.
-- Нонсенс! -- проворчала она, как будто говорила с
избалованным ребенком. -- Смотри, мы вспугнули Дионисия. -- Она
восхищенно следила, как ворон описывал круги над нашими
головами, потом опять внимательно посмотрела на меня.
Я отвернула лицо, не понимая, что побудило меня так
поступить. В сияющем взгляде темных глаз Флоринды не было
ничего недоброго. Глаза были спокойны и абсолютно безразличны,
когда она сказала:
-- Если ты не сможешь достичь Исидоро Балтасара, тогда я и
другие маги, учившие тебя, ошиблись, выбрав тебя. Мы бы
ошиблись, вызвав тебя. Но это окончательная потеря не для нас,
это полный крах для тебя. -- Видя, что я вновь готова зарыдать,
она бросила мне вызов: -- Где твоя безупречная цель? Что
произошло со всем, чему ты научилась с нами?
-- Что все это значит, если я не смогу последовать за
Исидоро Балтасаром? -- сквозь слезы спросила я.
-- Как ты собираешься продолжать жить в мире магов, если
не сделаешь усилия найти его? -- резко спросила она.
-- Сейчас мне очень нужна доброта, -- пробормотала я,
закрывая глаза, чтобы не полились слезы. -- Мне нужна мама.
Если бы только я могла пойти к ней.
Я удивилась собственным словам, но мне действительно
хотелось этого. Не имея сил дольше сдерживаться, я разревелась.
Флоринда тихо смеялась. Но она не издевалась надо мной; в
ее смехе были и доброта, и симпатия. -- Твоя мама очень далеко,
-- сказала она тихо, глядя печально и отстраненно, -- и ты
никогда не найдешь ее снова. -- Ее голос превратился в тихий
шепот, когда она продолжала говорить, что жизнь мага создает
непреодолимый барьер вокруг нас. Маги, напомнила она, не могут
найти утешение в симпатиях других или в жалости к самим себе.
-- Ты думаешь, что все, что меня мучит, вызвано жалостью к
себе, да?
-- Нет. Не только жалостью, но и впечатлительностью тоже.
-- Она положила руки мне на плечи и обняла меня, как будто я
была маленьким ребенком. -- Большинство женщин болезненно
впечатлительны, ты ведь знаешь, -- пробормотала она. -- Ты и я
среди них.
Я не согласилась с ней, но у меня не было сил возражать. Я
была слишком счастлива в ее объятиях. Вместо печали у меня на
лице появилась улыбка. Флоринда, как и все остальные женщины в
мире магов, нуждались в легком выражении своих материнских
чувств. И хотя мне нравилось целовать и обнимать людей, которых
я любила, я не выносила оставаться в чьих-либо руках дольше чем
на мгновение. Объятие Флоринды было теплым и успокаивающим, как
у матери, но это было все, что я могла надеяться получить.
Затем она ушла в дом.
Внезапно я начала просыпаться. Какое-то время я просто
лежала там -- на земле в футе от фонтана -- пытаясь вспомнить
что-то из того, что Флоринда говорила мне, прежде чем я уснула
под рассеянным солнечным светом. Очевидно, я проспала несколько
часов. И хотя небо все еще было светлым, вечерние тени уже
украдкой проникали во двор.
Я собиралась было пойти поискать Флоринду в доме, когда
неземного звучания смех эхом разнесся по двору; это был тот
самый смех, который я слышала ночью.
Я подождала, прислушиваясь. Вокруг была неподвижная
тишина. Не было ни звука, ни шелеста, ни движения. Но как это
уже случалось раньше, я ощутила позади бесшумные шаги, легкие,
как тени.
Я огляделась вокруг. В дальнем углу двора, почти укрытом
цветущей бугенвиллеей, я увидела фигуру женщины, сидящей на
деревянной скамье. Она сидела, повернувшись ко мне спиной, но я
мгновенно узнала ее.
-- Зулейка? -- неуверенно прошептала я, боясь, что звук
моего голоса может испугать ее.
-- Как я рада видеть тебя снова, -- сказала она, взглядом
приглашая меня сесть рядом с ней.
Ее глубокий, ясный голос свободно вибрировал в воздухе
пустыни, и казалось, исходил не из ее тела, но откуда-то
издалека. Мне захотелось обнять ее, но я знала, что делать
этого не стоит. Зулейка не выносила прикосновений, поэтому я
просто села рядом и сказала ей, что тоже очень рада нашей
встрече. К моему глубокому удивлению, она сжала мою руку в
своих маленьких нежных руках. Ее бледное модно-розовое красивое
лицо выглядело