Флоринда Доннер

Шабоно (Часть 1)

обычаев и верований, которые, как он только что сам сказал, в

противном случае обречены на забвение.

Тень насмешливой улыбки искривила его губы. -- Про антропологов я знаю:

я работал как-то с одним из них как информатор, -- сказал он и засмеялся;

смех его был тонок и визглив, но лицо оставалось бесстрастным. В глазах его

не было смеха; они светились враждебностью.

Я опешила, потому что его гнев был, казалось, направлен против меня. --

Ты же знал, что я антрополог, -- неуверенно сказала я. -- Ты сам помогал мне

заполнить добрую половину блокнота сведениями об Итикотери. Ведь ты же водил

меня от хижины к хижине, поощряя других все мне рассказывать и учить вашему

языку и обычаям.

Милагрос хранил полную невозмутимость, его раскрашенное лицо походило

на лишенную всякого выражения маску. Мне захотелось его встряхнуть. Моих

слов он будто не слышал. Милагрос смотрел на деревья, уже почерневшие на

фоне угасающего неба. Я заглянула снизу вверх ему в лицо. Голова его резким

силуэтом выделялась на фоне неба.

И я увидела небо, словно подернутое огненными перьями попугая и

пурпурными кистями длинной обезьяньей шерсти.

Милагрос печально покачал головой. -- Ты сама знаешь, что пришла сюда

не работать. Ты намного лучше могла бы сделать то же самое в какой-нибудь

деревне поближе к миссии. -- В уголках его глаз собрались слезы; они дрожа

поблескивали на густых коротких ресницах. -- Знание наших обычаев и

верований дано тебе для того, чтобы ты могла войти в ритм нашей жизни; чтобы

ты чувствовала себя под защитой и в безопасности. Это дар, который нельзя ни

использовать, ни передавать другим.

Я не в силах была отвести взгляда от его влажных блестящих глаз; в них

не было упрека. В его черных зрачках я видела отражение своего лица. Дар

Анхелики и Милагроса.

Наконец-то я поняла. Меня провели сюда через леса вовсе не затем, чтобы

я увидела их народ глазами антрополога, просеивая, взвешивая и анализируя

все увиденное и услышанное, -- а для того, чтобы увидеть их так, как увидела

бы Анхелика в свой последний раз. Она тоже знала, что ее время и время ее

народа подходит к концу.

Я перевела взгляд на воду. Я и не почувствовала, как мои часы упали в

реку, но они лежали там на галечном дне, -- зыбкое видение крошечных

светящихся точек в воде, то сходящихся вместе, то расходящихся. Должно быть,

сломалось звено металлического браслета, подумала я, но не стала и пытаться

достать часы, это последнее звено, соединявшее меня с миром за пределами

этого леса.

Голос Милагроса прервал мои мысли: -- Когда-то очень давно, в одной

деревне у большой реки я работал у антрополога. Он не жил вместе с нами в

шабоно, а построил себе отдельную хижину неподалеку от бревенчатого

заграждения. У нее были стены и дверь, которая запиралась изнутри и снаружи.

-- Милагрос немного помолчал, смахнул слезы, подсыхавшие у окруженных

морщинками глаз, потом спросил: -- Хочешь знать, что я с ним сделал? -- Да,

-- неуверенно сказала я.

-- Я дал ему эпену, -- Милагрос выдержал паузу и улыбнулся, словно моя

настороженность доставила ему удовольствие. -- Этот антрополог повел себя

так же, как любой другой, кто вдохнет священный порошок. Он сказал, что у

него были видения, как у шамана.

-- В этом нет ничего удивительного, -- сказала я, слегка

раздосадованная плутовским тоном Милагроса.

-- А вот и есть, -- сказал он и рассмеялся. -- Потому что я вдул ему в

ноздри обычную золу. А от золы только кровь идет из носа, больше ничего.

-- Ты и мне собираешься дать то же самое? -- спросила я, покраснев от

того, как жалостно прозвучал мой голос.

-- Я дал тебе частицу души Анхелики, -- тихо сказал он, помогая мне

подняться.

Границы шабоно, казалось, растворялись в темноте. В тусклом свете я все

хорошо видела. Собравшиеся вокруг корыта люди показались мне похожими на

лесных существ, в их блестящих глазах отражался свет костров.

Я уселась рядом с Хайямой и приняла из ее рук кусок мяса. Ритими

потерлась головой о мою руку. Малышка Тешома вскарабкалась ко мне на колени.

Среди знакомых запахов и звуков я чувствовала полное удовлетворение и

защищенность. Пристально всматриваясь в окружающие меня лица, я думала о

том, как много у Анхелики родственников. Не было ни одного лица, походившего

на нее.