Флоринда Доннер

Шабоно (Часть 1)

шабоно, Тутеми положила передо мной на землю рыбу,

запеченную в листьях пишаанси. Рыба была моей любимой едой. Ко всеобщему

удивлению, я предпочитала ее мясу броненосца, пекари или обезьяны.

Листья пишаанси и соленый раствор из золы дерева курори придавали рыбе

приятный пряный привкус.

-- Твой отец хотел, чтобы ты научилась стрелять из лука? -- спросил

Арасуве, подсев ко мне. И не дав мне ответить, продолжил: -- Может, он хотел

мальчика, когда родилась ты? -- Вряд ли. Он был очень рад, когда я родилась.

К тому времени у него уже было двое сыновей.

Арасуве раскрыл свой сверток и неторопливо подвинул рыбу к середине

листа, словно глубоко размышлял над загадкой, которой не находил объяснения.

Он жестом предложил мне угоститься из его порции. Тремя пальцами я отщипнула

порядочный кусок рыбы и отправила в рот. Как того требовали правила хорошего

тона, я слизала сок, потекший у меня по руке, а наткнувшись на косточку,

выплюнула ее на землю, оставив все мясо во рту.

-- Зачем ты научилась стрелять из лука? -- требовательно спросил

Арасуве.

И я, не задумываясь, ответила: -- Может быть, во мне что-то знало, что

однажды я приду сюда.

-- Тогда тебе надо бы знать, что девушки не стреляют из лука. -- И

коротко усмехнувшись, он принялся за еду.

Глава 10

Тихое лопотание дождя и голоса поющих у хижины мужчин пробудили меня от

послеполуденной дремоты.

Тени стали длиннее, а ветер играл в верхушках склонившихся над хижинами

пальм. Как-то разом хижины наполнились звуками и образами. Повсюду

растапливались очаги. Вскоре все пропахло дымом, сыростью, стряпней и

мокрыми собаками. Мужчины пели под дождем, не чувствуя капель, стучащих по

их спинам, по похожим на маски лицам. Их остекленевшие от эпены глаза,

широко раскрытые навстречу лесным духам, неотрывно глядели на далекие

облака.

Я вышла под дождь и направилась к реке. Барабанная дробь тяжелых капель

по листьям сейбы разбудила крошечных лягушек в высокой траве вдоль берега. Я

села у края воды. Не думая о времени, я смотрела, как расходятся по речной

глади круги от дождевых капель, как проплывают мимо розовые цветы, словно

сны, где-то канувшие в забвение. Небо потемнело; очертания облаков

сливались, становясь все более размытыми. Деревья превратились в безликую

массу. Листья утратили свои характерные формы и стали неотличимыми от

вечернего неба.

За спиной у меня послышался тихий скулящий звук; я обернулась, но

увидела лишь чуть заметный отблеск дождя на листве. Охваченная необъяснимой

тревогой, я стала подниматься по тропе в шабоно. По ночам вся моя

уверенность улетучивалась; я лишь ощущала присутствие реки и леса, но

никогда их не понимала. Поскользнувшись на раскисшей тропе, я больно

ударилась пальцем о торчащий корень и снова услышала тихий скулеж. Он

напомнил мне исполненный боли плач охотничьего пса Ирамамове, которого

разъяренный хозяин подстрелил отравленной стрелой за то, что тот не вовремя

залаял. Раненый пес вернулся в деревню, спрятался за деревянным частоколом и

скулил там несколько часов, пока Арасуве не прекратил его мучений второй

стрелой.

Я тихонько позвала. Плач прекратился, и я явственно услышала

болезненный стон. Может быть, это правда, что существуют лесные духи,

подумала я, поднимаясь во весь рост. Итикотери утверждают, что есть

существа, преступившие тонкую грань, которая отделяет животное от человека.

Эти существа зовут по ночам индейцев, заманивая их в смертельные ловушки. Я

с трудом подавила крик, -- во мраке мне привиделся смутный образ, какая-то

полускрытая фигура, шевелящаяся в лесной чаще в каком-нибудь шаге от меня. Я

снова присела, сама пытаясь спрятаться, и услышала еле уловимое дыхание с

хриплыми всхлипами.

В голове у меня мигом пронеслись истории о мести и кровавых набегах, о

которых мужчины так любят рассказывать по вечерам. Особенно мне запомнилась

история брата Анхелики, старого шамана Пуривариве, который был вроде бы

убит, и все же не умер.

-- Стрела сначала попала ему в живот, туда, где прячется смерть, --

рассказывал однажды вечером Арасуве.

-- Но он не лег в свой гамак, а остался стоять в центре деревенской

поляны, опираясь о лук. Он шатался, но не падал.

-- Нападавшие словно к месту приросли, не решаясь выпустить еще одну