Флоринда Доннер

Шабоно (Часть 1)

сколоченного причала из вбитых в илистый берег

свай, к которому была привязана лодка, одежда влажно облепила мое тело.

Здесь мы остановились, и отец Кориолано заговорил о нашем завтрашнем

отъезде. А меня окружила группа индейских женщин, не говоривших ни слова,

лишь робко мне улыбавшихся. Их мешковатые платья задирались спереди и

обвисали сзади, так что можно было подумать, что все они беременны.

Среди них была одна старушка, такая маленькая и сморщенная, что

походила на старого ребенка. Она не улыбалась, как другие. В глазах

старушки, протянувшей мне руку, стояла немая мольба. Я испытала какое-то

странное чувство, увидев ее полные слез глаза; я не хотела, чтобы они

покатились по ее щекам цвета глины. Я подала ей руку. С довольной улыбкой

она повела меня к фруктовым деревьям, окружавшим длинное одноэтажное здание

миссии.

В тени широкого навеса, как бы продолжавшего шиферную крышу, сидели на

корточках несколько стариков с эмалированными жестяными кружками в дрожащих

руках. Все они были в одежде цвета хаки, их лица наполовину скрывали

пропотевшие соломенные шляпы.

Они смеялись и болтали высокими визгливыми голосами, причмокивая над

кофе, щедро сдобренным ромом. На плечах одного из них восседала пара

крикливых попугаев с яркими подрезанными крыльями.

Я не разглядела ни лиц этих людей, ни цвет их кожи.

Говорили они вроде бы по-испански, но я их не понимала.

-- Кто эти люди, индейцы? -- спросила я старуху, когда та привела меня

в комнатушку в дальней части одного из окружавших миссию домов.

Старушка рассмеялась. Она направила на меня спокойный взгляд глаз, еле

видных сквозь узкие щелочки век.

-- Это racionales. Тех, кто не индейцы, называют racionales, --

повторила она. -- Эти старики здесь уже очень давно. Они приходили сюда

искать золото и алмазы.

-- Нашли что-нибудь? -- Многие нашли.

-- Почему же они все еще здесь? -- Это те, кто не может вернуться туда,

откуда пришли,-- сказала она, положив костлявые руки мне на плечи.

Меня не удивил этот жест. В ее прикосновении было столько сердечности и

нежности. Я просто подумала, что она немного не в себе.

-- Они потеряли в лесу свои души.

Глаза старухи расширились; они были цвета табачных листьев.

Не зная, что сказать, я отвела глаза от ее пристального взгляда и

осмотрела комнату. Покрывавшая стены голубая краска выгорела на солнце и

слущивалась от сырости. Возле узкого окна стояла грубо сколоченная

деревянная кровать. Она походила на огромную колыбель, затянутую

противомоскитной сеткой. Чем дольше я на нее смотрела, тем больше она

напоминала клетку, в которую можно попасть, лишь подняв тяжелый затянутый

сеткой колпак.

-- Меня зовут Анхелика,-- сказала старуха, не сводя с меня внимательных

глаз. -- Это все, что ты с собой привезла?-- спросила она, снимая у меня со

спины оранжевый рюкзак.

В немом изумлении я смотрела, как она достает оттуда мое белье, пару

джинсов и длинную майку.

-- Это все, что понадобится мне на две недели,-- сказала я, указывая на

фотоаппарат и туалетный набор на дне рюкзака.

Она осторожно вынула фотоаппарат, расстегнула пластиковую косметичку и

вытряхнула ее содержимое на пол. Там был гребень, маникюрные ножницы, зубная

паста и щетка, флакончик шампуня и кусок мыла. Удивленно покачав головой,

она вывернула рюкзак наизнанку и рассеянным жестом убрала прилипшую ко лбу

прядь темных волос. В глазах ее промелькнуло какое-то смутное воспоминание,

а лицо сморщилось в улыбке. Она снова уложила все в рюкзак и, ни слова не

говоря, отвела меня обратно к друзьям.

После того как вся миссия погрузилась в тишину и мрак, я еще долго не

спала, прислушиваясь к незнакомым ночным звукам, доносившимся через

раскрытое окно. Не знаю, то ли из-за усталости, то ли из-за пронизывающей

всю миссию атмосферы покоя, но в тот вечер, перед тем как заснуть, я решила

не ехать с друзьями в охотничью экспедицию. Вместо этого я собралась

провести две недели в миссии. Никто, к счастью, не возражал. Напротив, все,

кажется, почувствовали облегчение. Не говоря этого вслух, кое-кто из моих

друзей считал, что человеку, не умеющему обращаться с ружьем, на охоте

делать нечего.

Я завороженно смотрела, как прозрачная синева воздуха растворяет ночные