Флоринда Доннер

Шабоно (Часть 1)

Ритими уснула, держа меня

за руку, со счастливой улыбкой на губах. Глядя на спящую, я понимала причину

ее радости. Несколько дней она будет иметь Этеву практически только для

себя.

В шабоно мужчины крайне редко выказывали к женам нежные чувства. Это

считалось проявлением слабости.

Только с детьми мужчины были откровенно нежны и ласковы; они баловали

их, целовали и не скупились на ласки.

Я не раз видела, как Этева и даже свирепый Ирамамове несли тяжелые

вязанки дров вместо своих женщин только затем, чтобы бросить их на землю при

подходе к шабоно.

Когда поблизости не было мужчин, Этева приберегал лакомый кусочек мяса

или плод для Ритими или Тутеми. Я видела, как под покровом темноты он

прижимает ухо к животу Тутеми послушать, как шевелится нерожденное дитя. А

на людях он никогда даже не упоминал, что вскоре должен стать отцом.

Этева разбудил нас с Ритими за несколько часов до рассвета. Мы тихо

вышли из лагеря и отправились вдоль песчаного берега реки. За исключением

гамаков, нескольких бананов и трех ананасов, которыми угостила меня девушка

Мокототери, в наших корзинах ничего не было. Старый Камосиве заверил Этеву,

что по дороге у нас будет много дичи. Луны не было, но река черно

поблескивала, отражая слабое свечение неба. С небольшими промежутками тишину

пронизывал слабый крик ночной птицы, возвещавший наступление рассвета.

Звезды одна за другой гасли; очертания деревьев становились все резче по

мере того как розовый свет зари опускался все ниже к сумеркам у наших ног.

Меня поразила речная ширь, тишина вод, текущих настолько плавно, что они

казались неподвижными. Три попугая ара треугольником пронеслись в небе,

расцветив повисшие в безветрии облака красными, синими и желтыми перьями, а

над кронами деревьев пылающим апельсином поднялось солнце.

Широко раскрыв рот, Этева зевнул во всю глубину легких и сощурился --

солнечный свет был слишком ярок для невыспавшихся глаз.

Мы отвязали корзины. Ритими и я сели на поваленное дерево и стали

смотреть, как Этева натягивает лук. Он медленно поднял руки и изогнул спину,

нацеливая стрелу ввысь. Бесконечно долго он стоял не двигаясь, словно

каменное изваяние с тщательно прорисованными мускулами, и пристально следя

за пролетающими птицами. Я не осмеливалась спросить, почему он так долго

выжидал, прежде чем выстрелить.

Я не услышала, как стрела прорезала воздух -- только отчаянный вскрик,

растворившийся в трепете крыльев. На мгновение попугай комком перьев,

скрепленных окрасившейся кровью стрелой, завис в небе, а потом рухнул вниз

недалеко от того места, где стоял Этева.

Этева развел огонь, на котором мы зажарили ощипанную птицу и запекли

несколько бананов. Сам он съел немного и настоял, чтобы все остальное съели

мы, поскольку нам понадобятся силы для утомительного подъема в горы.

Свернув в заросли, мы не стали жалеть о ярком солнечном свете на

прибрежной тропе. Тень от лиан и деревьев давала отдых нашим уставшим

глазам. Увядающие листья на фоне зелени походили на лоскутки цветов. Этева

срезал ветки с дикорастущего какао. -- Из этого дерева получаются самые

лучшие палочки для добывания огня, -- сказал он, счищая кору с веток острым

ножом, сделанным из нижнего резца агути. Потом он нарезал зеленых, желтых и

фиолетовых стручков, короткими, лишенными листьев ножками прикрепленных к

низкорослым стволам какао.

Он разрезал стручки, и мы высосали сладкую желеобразную мякоть, а бобы

завернули в листья. -- Если их поджарить, -- пояснила Ритими, -- бобы похоро

очень вкусные. -- Интересно, подумала я, не напоминают ли они по вкусу

шоколад.

-- Поблизости должны быть обезьяны и ласки, -- заметил Этева, показывая

мне валявшиеся на земле обгрызанные стручки. -- Они не меньше нашего любят

плоды похоро.

Немного дальше Этева остановился перед извилистой лианой и сделал ножом

зарубку. -- Мамукори, -- сказал он. -- Я сюда вернусь, когда мне понадобится

сделать свежий яд.

-- Ашукамаки! -- воскликнула я, когда мы остановились под деревом, чей

ствол покрывали блестящие, словно восковые листья. Но это не была лиана,

применявшаяся для сгущения кураре. Этева заметил, что те листья были

длинными и зазубренными. А остановился он, потому что увидел на земле кости

разных животных.

-- Гарпия, -- сказал он, показывая гнездо на верхушке дерева.