Флоринда Доннер

Шабоно (Часть 1)

их выпить эту

смесь. Вечером раньше шапори рассказывал нам, что первый индеец был рожден

из ноги человекоподобного существа.

Мгновение Пуривариве в растерянности рассматривал меня.

-- Они все реальны, -- наконец произнес он. -- Разве ты не знаешь, что

человек создавался много раз и в разное время? От удивления я тряхнула

головой. Он дотронулся до моего лица и засмеялся.

-- Какая же ты еще глупая. Слушай внимательно. Я расскажу тебе обо всех

случаях, когда мир разрушался огнем и наводнениями.

Несколькими днями позже Пуривариве объявил, что Шорове, старший сын

Ирамамове, должен будет пройти посвящение в шапори. Шорове было

семнадцать-восемнадцать лет. У него было худое, ловкое тело и смуглое,

изящно очерченное лицо, на котором темно-карие сверкающие глаза казались

слишком большими. С одним лишь гамаком он поселился в маленькой хижине,

построенной для него на расчищенной площадке. Женщинам было запрещено

подходить к этому жилищу, так как, согласно поверью, хекуры избегают их. Не

подпускали даже мать Шорове, его бабушку и сестер.

За посвящаемым должны были следить молодые люди, которые никогда не

были с женщиной. Именно они вдували эпену Шорове, следили за огнем в хижине

и доставляли ему каждый день достаточное количество воды и меда,

единственной пищи, разрешенной при инициации.

Женщины всегда оставляли достаточно дров рядом с шабоно, поэтому Шорове

не нужно было ходить далеко в лес.

Мужчины приносили ему мед. Каждый день шапори заставляли их ходить

далеко в лес за новыми запасами.

Шорове проводил большую часть времени, оставаясь в хижине и лежа в

гамаке. Иногда он сидел на большом бревне, которое Ирамамове положил у входа

в жилище, потому что Шорове по обычаю не полагалось сидеть на земле. Через

неделю его лицо потемнело от эпены, а чудесные сияющие глаза стали мутными и

расфокусировались. Его тело, грязное и истощенное, стало неловким, как у

пьяницы.

Жизнь в шабоно шла своим чередом, исключение составляли семьи, живущие

поблизости от хижины Шорове.

На их очагах не разрешалось готовить мясо. Пуривариве утверждал, что

хекуры ненавидят запах жарящегося мяса, и если почувствуют его, то улетят

обратно в горы.

Как и его ученик, Пуривариве принимал эпену днем и ночью. Он часами

неутомимо пел, призывая духов в хижину Шорове, уговаривая хекур войти в тело

молодого человека и поселиться там. Иногда по вечерам Арасуве, Ирамамове и

другие мужчины шабоно пели вместе со стариком.

На следующей неделе Шорове нетвердым дрожащим голосом начал

присоединяться к их пению. Вначале он пел песни хекур броненосца, тапира,

ягуара и других крупных животных, которые по поверью обладали мужскими

духами. Их было легче всего привлечь. Потом он пел песни хекур растений и

скал. И наконец песни женских духов -- паука, змеи и колибри. Из-за их

коварной и ревнивой натуры ими было очень трудно управлять.

Однажды поздно ночью, когда все в шабоно спали, я сидела возле хижины

Этевы и наблюдала за поющими мужчинами. Шорове был настолько слаб, что ему

нужно было помочь встать, чтобы Пуривариве мог танцевать вокруг него.

-- Шорове, пой громче, -- подбадривал его старик. -- Пой громко, как

птицы, как ягуар.

Ритуальный танец уносил Пуривариве в лес прочь от шабоно.

-- Пой громче, Шорове, -- выкрикивал он уже издалека. -- Хекуры живут

во всех уголках леса. Они хотят слышать твою песню! Тремя ночами позже

радостные крики Шорове эхом разнеслись по шабоно: -- Отец, отец, хекуры

появляются! Я слышу, как они жужжат и вертятся вокруг! Они входят в меня, в

мою голову! Они проникают сквозь пальцы и ноги! Шорове выскочил из хижины.

Упав перед стариком, он кричал: -- Отец, отец, помоги мне! Они проходят

через глаза и нос! Пуривариве помог Шорове встать на ноги. Они начали

танцевать, и лишь их слабые тени были видны на освещенной луной поляне.

Через несколько часов отчаянный вопль, крик панически испуганного ребенка

пронзил воздух: -- Отец, отец! С сегодняшнего дня не позволяй ни одной

женщине подходить к моей хижине! -- Все они так кричат, -- пробормотала

Ритими, вставая из гамака. Она подбросила в огонь немного дров, а потом

положила на горячие угли несколько бананов. -- Когда Этева решил стать

шапори, я уже была его женой, -- сказала она. -- В ночь, когда он