Флоринда Доннер

Шабоно (Часть 1)

а его кожа имела лиловый цвет. Хайяма разрезала пуповину, потом

положила лист на пупок мальчика, чтобы остановить кровь. Она потерла пальцем

детское место, а затем провела им по губам ребенка.

-- Что она делает? -- спросила я Ритими.

-- Она проверяет, будет ли ребенок говорить.

Прежде чем я успела крикнуть, что ребенок мертв, по лесу эхом разнесся

самый неудержимый человеческий крик, который я когда-либо слышала. Ритими

подхватила кричащего ребенка и кивком позвала меня следовать за ней к реке.

Набрав в рот воды и подождав немного, пока она согреется, Ритими начала

поливать ребенка изо рта. Подражая ей, я помогала отмыть маленькое тело от

слизи и крови.

-- Теперь у него три матери, -- сказала Ритими, протягивая мне ребенка.

-- Те, кто моют новорожденного малыша, отвечают за него, если что-нибудь

случится с матерью. Тутеми будет счастлива, когда узнает, что ты помогала

мыть ее дитя.

Ритими помыла илом большой лист платанийо, пока я держала мальчика в

неуверенных руках. Я никогда раньше не видела новорожденного ребенка. С

благоговением смотря на его лиловое сморщенное личико, на его тоненькие

ножки, которые он пытался запихнуть себе в рот, я удивлялась, каким чудом он

остался жить.

Хайяма завернула плаценту в твердый узел из листьев и положила под

маленьким навесом, который старик построил под высоким деревом сейба. Ее

нужно будет сжечь через несколько недель. Мы забросали землей все следы

крови, чтобы дикие животные и собаки не рыскали вокруг С ребенком на руках

Тутеми благополучно шла впереди по тропинке в шабоно. Прежде чем войти в

хижину, она положила малыша на землю. Все, кто был свидетелем его рождения,

должны были переступить через него три раза.

Это означало принятие малыша деревней.

Этева даже не выглянул из своего гамака; он оставался в нем с тех пор,

как узнал, что его младшая жена рожает.

Тутеми вошла в хижину с сыном на руках и села у очага.

Сжав грудь, она втолкнула сосок в рот ребенку. Мальчик жадно начал

сосать, время от времени открывая расфокусированные глаза, как будто

старался запомнить этот источник пищи и удовольствия.

В этот день родители ничего не ели. На второй и третий день Этева

приносил полную корзину мелкой рыбы, которую готовил для Тутеми. После этого

оба постепенно вернулись к обычному питанию. На следующий день после

рождения ребенка Тутеми начала работать в саду. Малыша она привязывала к

себе на спину. Этева же провел в гамаке целую неделю. По поверию, любое

физическое усилие с его стороны было вредно для здоровья ребенка.

Через девять дней Милагроса попросили проколоть ребенку уши длинными

палочками из пальмы раша. Потом он срезал концы палочек у самых мочек и

покрыл их смолой, чтобы ребенок не поранился. В тот же день мальчику было

дано имя Хоашиве в честь белой обезьяны, которая хотела оставить ребенка в

животе у матери. Это было всего лишь прозвище. Ко времени, когда малыш

научится ходить, ему дадут настоящее имя.

Глава 18

Было еще светло, когда Милагрос наклонился над моим гамаком. Я

почувствовала, как мозолистой рукой он гладит мой лоб и щеки. Он был едва

виден в полутьме. Я знала, что он уходит, и ждала, надеясь поговорить, но

провалилась в сон, так и не узнав, хотел ли он что-нибудь сказать.

-- Дожди скоро придут, -- объявил в тот вечер старый Камосиве. -- Я

видел, как выросли молодые черепахи. Я слышал голос тумана.

Через четыре дня, сразу же после полудня, поднялся ветер. С ужасающей

силой он раскачивал деревья, то и дело врывался в хижины, раскачивая пустые

гамаки, как лодки во время шторма. Листья с земли поднимались спиралями,

которые носились в странном танце, умирая так же внезапно, как появлялись.

Я стояла в центре шабоно и наблюдала, как порывы ветра налетают со всех

сторон. Голени облепили куски коры. Затопав ногами, я попыталась сбросить

их, но кора держалась так прочно, будто была приклеена. В небе темнели

гигантские черные облака. Непрерывный отдаленный рев льющегося дождя

становился громче по мере того, как он приближался. По лесу разносились

раскаты грома, в полутьме мерцали белые вспышки молний. Из леса постоянно

раздавался скрип падающих стволов, сраженных молнией, ему эхом вторил

мрачный шум деревьев и кустов.

Пронзительно крича, женщины и дети сгрудились в кучу,