в моем гамаке и принялась
объяснять, что никто в шабоно даже не знал, что мы с Шотоми и малышом Сисиве
пошли ловить рыбу. Арасуве и Этева наткнулись на нас с Шотоми по чистой
случайности. Арасуве, следуя своим предчувствиям, отправился на разведку по
окрестностям шабоно сразу же после ночного перехода. Хотя у него и были
подозрения, что творится что-то неладное, он наверное не знал, что
поблизости от деревни околачиваются Мокототери. Ее отец, заявила Ритими,
всего лишь исполнял обязанности вождя и проверял, нет ли где следов
пребывания чужаков. Подобную задачу вождь должен выполнять лично, поскольку
желающих составить ему компанию в таком опасном деле не находилось.
Лишь в последнее время я начала понимать, что хотя Милагрос и
представил мне Арасуве как вождя Итикотери, титул этот был довольно
сомнительным. Власть вождя была ограниченной. Он не носил никаких знаков,
отличающих его от прочих мужчин, а в принятии важных решений принимали
участие все взрослые мужчины деревни. И даже если решение было принято,
каждый мужчина волен был поступать, как ему заблагорассудится. Авторитет
Арасуве основывался на его обширных родственных связях. Его братья,
многочисленные сыновья и зятья придавали ему вес и оказывали поддержку. До
тех пор пока его решения устраивали жителей шабоно, его авторитет не
подвергался сомнению.
-- А как с ним вместе оказался Этева? -- Ну, это вообще было совершенно
случайно, -- смеясь, ответила Ритими. -- Он, видимо, возвращался с тайного
свидания с какой-нибудь женщиной шабоно и натолкнулся на своего тестя.
-- Ты хочешь сказать, что никто не пришел бы нас спасать? -- изумилась
я.-- Узнав, что поблизости враг, мужчины никогда не станут выходить из
шабоно. Слишком легко угодить в засаду.
-- Но нас же могли убить! -- Женщин убивают очень редко, -- убежденно
заявила Ритими. -- Они бы захватили вас в плен. Но тогда наши мужчины
совершили бы набег на деревню Мокототери и привели бы тебя обратно, --
утверждала она с поразительным простодушием, словно все это было в порядке
вещей.
-- Но они же ранили Шотоми в ногу, -- я уже чуть не плакала. -- И они
хотели покалечить меня.
-- Это все потому, что они не знали, как тебя захватить, -- сказала
Ритими, обнимая меня руками за шею. -- Они знают, как обращаться с
индейскими женщинами. Нас очень легко похищать. А с тобой Мокототери
совершенно сбились с толку. Можешь радоваться. Ты храбрая, как настоящий
воин. Ирамамове убежден, что у тебя есть особые хекуры, которые тебя
оберегают, и что они настолько сильны, что даже отклонили выпущенную в тебя
стрелу, и та попала в ногу Шотоми.
-- А что сделают с Мокототери? -- спросила я, заглядывая в хижину
Арасуве. Трое мужчин, рассевшись в гамаках, словно гости, ели печеные
бананы. -- Вы как-то странно обходитесь с врагами.
-- Странно? -- недоуменно взглянула на меня Ритими. -- Мы обходимся с
ними как надо. Разве они не раскрыли свои планы? Арасуве очень рад, что они
провалились.
Ритими заметила, что все трое, возможно, пробудут какое-то время у
Итикотери, особенно если они подозревают о вероятности набега на их деревню
со стороны ее соплеменников. Еще со времен ее деда и прадеда, а то и раньше,
два эти шабоно устраивают набеги друг на друга. Ритими притянула мою голову
к себе и прошептала на ухо: -- Этева давно уже мечтает отомстить этим
Мокототери.
-- Этева! Но он же был так рад пойти к ним на праздник, -- изумилась я.
-- Мне казалось, он хорошо к ним относится. Арасуве, я знаю, считает их
вероломной публикой, и даже Ирамамове. Но Этева! Он ведь с таким
удовольствие пел и плясал у них на празднике.
-- Я тебе уже говорила, что на праздники ходят не только петь и
плясать, но и выведать чужие планы, -- прошептала Ритими и с серьезным видом
добавила: -- Этева хочет, чтобы его враг думал, будто он не собирается
мстить за отца.
-- Мокототери убили его отца? Ритими прикрыла мне ладонью рот. -- Давай
не будем об этом говорить. Вспоминать человека, убитого во время набега, --
это не к добру.
-- А что, разве готовится набег? -- успела я спросить, прежде чем
Ритими заткнула мне рот печеным бананом.
Она только улыбнулась и ничего не ответила. При одной мысли о набеге
мне стало не по себе, и я чуть