Флоринда Доннер

Шабоно (Часть 1)

Он обещал им, что их

тела пропитаются жаром хекур, & глаза их засияют драгоценным солнечным

светом.

Я просидела у хижины до тех пор, пока заря не стерла с земли остатки

сумерек, и в надежде обнаружить какое-нибудь явное свидетельство их

путешествия к Солнцу, стала переходить от одного мужчины к другому,

пристально вглядываясь в их лица.

Пуривариве провожал меня полными любопытства глазами и с насмешливой

улыбкой на изрезанном морщинами лице.

-- Ты не найдешь видимых следов того, что они летали к Солнцу, --

сказал он, словно читая мои мысли. -- Глаза их тусклы и красны от бессонной

ночи, -- добавил он, указывая на мужчин, тупо уставившихся в пустоту и

совершенно безразличных к моему присутствию. -- Драгоценный свет, отражение

которого ты ищешь в их зрачках, сияет теперь у них внутри. И видят его

только они сами.

И не дав мне спросить о его путешествии к Солнцу, он вышел из шабоно и

скрылся в лесу.

В последовавшие за этим дни в деревне воцарилось мрачное тягостное

настроение. Поначалу я лишь смутно чувствовала, а затем уже не могла

отделаться от уверенности, что от меня намеренно скрывают приближение

некоего события. Я стала угрюмой, замкнутой и раздражительной. Пытаясь

перебороть ощущение отчужденности, я старалась скрыть свои дурные

предчувствия, но меня словно осаждали некие не поддающиеся определению силы.

Если я спрашивала Ритими или любую другую женщину, не надвигаются ли

какие-то перемены, они даже не реагировали на мой вопрос и вместо этого

затевали разговор о каком-нибудь дурацком случае в надежде меня рассмешить.

-- На нас готовится набег? -- наконец спросила я у Арасуве в один

прекрасный день.

Он повернул ко мне озабоченное лицо, словно пытался, но не мог

разобрать мои слова.

Я сконфузилась, разнервничалась и чуть не заплакала.

Я сказала ему, что не такая уж я дура, чтобы не замечать, что мужчины

постоянно находятся в боевой готовности, а женщины боятся ходить одни на

огороды или рыбную ловлю.

-- Почему никто мне не может сказать, что происходит? -- выкрикнула я.

-- А ничего такого и не происходит, -- спокойно ответил Арасуве и,

закинув руки за голову, поудобнее растянулся в гамаке. Он тоже заговорил на

совершенно постороннюю тему, то и дело посмеиваясь по ходу рассказа. Но меня

это не успокоило. Я не стала смеяться вместе с ним, не стала даже слушать

его слов и, к его полному изумлению, сердито потопала в свою хижину.

Целыми днями я чувствовала себя несчастной, то обижаясь на всех, то

жалея себя. Я стала плохо спать. Я постоянно твердила себе, что ко мне,

полностью принявшей новый образ жизни, ни с того ни с сего стали относиться

как к чужой. Я злилась и считала себя обманутой. Я не могла смириться с тем,

что Арасуве не захотел доверить мне свою тайну. Даже Ритими не проявляла

особой охоты меня успокоить. Я страстно желала, чтобы здесь оказался

Милагрос.

Уж он бы наверняка развеял все мои тревоги. Уж он бы все мне рассказал.

Однажды ночью, когда я еще не совсем впала в сонное забытье, а витала

где-то между сном и явью, на меня обрушилось внезапное озарение. И пришло

оно не в словах, но преобразилось в