между мной и Этевой.
Прижав к обвисшим грудям скрещенные руки, Хайяма хохотала до тех пор,
пока по ее морщинистым щекам не покатились слезы. -- Да, Этева готов взять
первую попавшуюся женщину, -- сказала она. -- Но тебя он боится. -- И
наполовину высунувшись из гамака, Хайяма прошептала: -- Шапори -- это не
обычный мужчина. Он не захочет иметь тебя для собственного удовольствия.
Шапори. необходимо иметь в своем теле женское начало. -- Тут она снова
откинулась в гамак. -- А ты знаешь, где находится женское начало? --Нет.
Старуха посмотрела на меня, как на полоумную. -- Во влагалище, --
наконец выговорила она, задыхаясь от смеха.
-- По-твоему, Пуривариве мог бы меня похитить? -- насмешливо спросила
я. -- А по-моему, он слишком стар, чтобы интересоваться женщинами.
Глаза ее раскрылись в искреннем изумлении. -- Ты что, ничего не видела?
Тебе никто не рассказывал, что старый шапори будет покрепче любого мужчины в
шабоно? -- спросила она. -- Бывает, по ночам этот старик ходит из хижины в
хижину и трахает всех женщин подряд, не зная устали. А на заре, возвращаясь
в лес, он свеж и полон сил как ни в чем не бывало. -- Хайяма, правда,
заверила, что Пуривариве не стал бы меня похищать, ибо ему уже ничего не
нужно. Она, однако, предупредила меня, что есть и другие шаманы, не столь
могущественные, как этот старик, которые вполне на это способны.
Закрыв глаза, она громко вздохнула. Я было подумала, что она уснула, но
словно почувствовав, что я собираюсь подняться, старуха резко обернулась,
положила обе руки мне на плечи и спросила дрогнувшим от волнения голосом: --
Знаешь, почему тебе так нравится у нас? Я недоуменно взглянула на нее и не
успела открыть рот, чтобы ответить, как Хайяма продолжила: -- Ты счастлива у
нас, потому что у тебя нет никаких обязанностей. Ты живешь как мы. Ты хорошо
выучилась говорить по-нашему и знаешь многие наши обычаи. Для нас ты не
ребенок и не взрослый, не мужчина и не женщина. Мы ничего от тебя не
требуем. Иначе ты бы стала обижаться на нас. -- Глаза Хайямы, удерживавшие
мой взгляд, так потемнели, что мне стало не по себе. На ее морщинистом лице
они казались громадными и яркими, словно горели каким-то неистощимым
внутренним светом. После долгой паузы она добавила с вызовом: -- Если бы
тебе довелось стать женщиной шапори, ты была бы очень несчастлива.
В ее словах я почувствовала угрозу. Тем не менее, городя в ответ всякую
чепуху в свою защиту, я внезапно поняла, что она права, и мне неудержимо
захотелось рассмеяться.
Старуха ласково прижала пальцы к моим губам. -- В дальних уголках леса,
где обитают хекуры зверей и растений, живут могущественные шапори, --
сказала Хайяма.
-- Во мраке ночи эти мужчины сходятся с прекрасными женскими духами.
-- Я очень рада, что я не прекрасный дух, -- сказала я.
-- Нет. Ты не красавица. --Я не в состоянии была обидеться на нелестное
замечание Хайямы, сказанное под вкрадчивый смех и с чуть насмешливым
взглядом. -- Однако для многих из нас ты особа необычная.
С неожиданной нежностью в голосе она принялась объяснять мне, почему
Мокототери так хотели забрать меня к себе в шабоно. Их интерес ко мне был
вызван не теми традиционными причинами, по которым индейцы ищут дружбы с
белыми, -- получением мачете, посуды и одежды, -- но тем, что по мнению
Мокототери, я обладаю некоей силой. До них дошли слухи и о том, как я
вылечила маленькую Тешому, и о случае с эпеной, и о том, как Ирамамове
увидел отражение хекур в моих глазах. Они даже видели, как я стреляла из
лука.
Все мои попытки внушить старухе, что никакой особой силой я не обладаю,
и один лишь здравый рассудок помог мне вылечить простуженного ребенка,
оказались тщетными. Я стала доказывать, что и ее можно считать
обладательницей дара исцеления, -- она ведь вправляет кости и готовит
какие-то тайные отвары из внутренностей животных, кореньев и листьев для
лечения укусов, царапин и порезов. Но все мои доводы пропали впустую. Для
нее существовала громадная разница между вправлением кости и заманиванием
заблудшей души ребенка обратно в тело.
На это, подчеркивала она, способен только шапори.
-- Но это же Ирамамове вернул ее душу, -- упорствовала я. -- Я только
вылечила ее от простуды.
-- Нет, не он, -- настаивала Хайяма. -- Он слышал твои заклинания.