Флоринда Доннер

Шабоно (Часть 2)

за разом рожала болезненных младенцев, то поощрялось даже

зачатие от другого мужчины.

Тем не менее ее муж должен был соблюдать все положенные табу и

воспитывать ребенка как своего собственного.

Хайяма перешла в хижину Арасуве. -- Я заберу эту девочку Мокототери. Из

нее получится хорошая жена для моего сына, -- сказала она, беря девочку за

руку. -- Она будет жить у меня в хижине.

-- Я захватил женщину, -- сказал Матуве. -- Не нужна мне эта девчонка.

Она слишком худая. Мне нужна крепкая женщина, которая родит мне здоровых

сыновей.

-- Она еще окрепнет, -- невозмутимо сказала Хайяма. -- Она еще зелена,

но скоро созреет. Посмотри на ее груди. Они уже большие. К тому же, --

добавила она, -- Шотоми не будет против, если ты ее возьмешь. -- Тут Хайяма

повернулась к мужчинам, собравшимся у хижины Арасуве. -- Никто ее пальцем не

тронет. Я буду о ней заботиться, пока она не станет женой моего сына. С

сегодняшнего дня она моя невестка.

Со стороны мужчин возражений не последовало, и Хайяма отвела девочку к

себе в хижину. Остальные Мокототери робко сидели на земле у очага. -- Я не

буду тебя бить, -- сказала Шотоми, беря руку девочки в свои ладони. -- Но ты

должна делать, что я тебе велю. -- Матуве глуповато улыбался нам из дальнего

угла хижины. Интересно, подумала я, то ли он гордится, что теперь у него две

жены, то ли смущен тем, что его заставили взять девочку, хотя захватил он

взрослую женщину.

-- А что будет с остальными пленницами? -- спросила я.

-- Арасуве возьмет себе беременную, -- заявила Хайяма.

-- Откуда ты знаешь? -- И, не дожидаясь ответа, я спросила, что будет с

третьей.

-- Ее отдадут кому-нибудь в жены после того, как ее возьмет всякий

мужчина в шабоно, который этого пожелает, -- ответила Хайяма.

-- Но ее ведь уже насиловали участники набега, -- возмутилась я.

Старая Хайяма расхохоталась. -- Но не те, кто не принимал в нем

участия. -- Старуха потрепала меня по голове. -- И нечего тебе возмущаться.

Таков обычай. И меня как-то раз захватили в плен, и меня насиловало много

мужчин. Мне еще повезло, и я нашла способ убежать. Нет, не перебивай меня.

Белая Девушка, -- сказала Хайяма, прикрыв мне ладонью рот. -- Я сбежала не

потому, что меня насиловали. Об этом я очень скоро забыла. Я сбежала из-за

того, что меня заставляли тяжело работать и кормили впроголодь.

Как и предсказывала старуха, Арасуве взял себе беременную женщину.

-- У тебя уже есть три жены, -- крикнула ему самая младшая с искаженным

от ярости лицом. -- Зачем тебе еще одна? Нервно хихикая, две другие жены

Арасуве наблюдали из своих гамаков, как младшая толкнула беременную женщину

в горящий очаг. Арасуве выскочил из гамака, схватил горящую головню и подал

ее упавшей женщине. -- Обожги руку моей жене, -- потребовал он, прижав свою

младшую жену к столбу. Беременная с рыданиями прикрывала обожженное плечо

ладонью.

-- Давай, обожги! -- кричала жена Арасуве, вывернувшись из крепкой

хватки мужа. -- Только попробуй, и я тебя живьем сожгу -- и костей твоих

никто не съест. Я разбросаю их по лесу, и мы будем на них мочиться... Она

смолкла, широко раскрыв глаза в непритворном изумлении, когда увидела, как

сильно обожжено плечо пленницы. -- Да ты и в самом деле обожглась! Тебе

очень больно? Подняв глаза, женщина Мокототери утерла залитое слезами лицо.

-- Боль моя велика.

-- Ах ты, бедняжка. -- Жена Арасуве заботливо помогла ей подняться и

отвела к своему гамаку, потом, достав из калабаша какие-то листья, осторожно

приложила их к плечу женщины. -- Все быстро заживет, уж я об этом

позабочусь.

-- Довольно тебе плакать, -- сказала старшая жена Арасуве, подсаживаясь

к женщине, и ласково похлопала ее по ноге. -- Наш муж хороший человек. Он

будет хорошо с тобой обращаться, а я позабочусь о том, чтобы никто в шабоно

тебя не обижал.

-- А что будет, когда родится ребенок? -- спросила я Хайяму.

-- Трудно сказать, -- признала старуха. Она немного помолчала, словно

глубоко задумавшись. -- Может, она его убьет. Однако, если родится мальчик,

Арасуве может попросить старшую жену вырастить его как своего сына.

Несколько часов спустя Арасуве размеренным гнусавым тоном начал рассказ

о том, как проходил набег.

-- В первый день мы шли медленно и часто останавливались передохнуть.