'большое количество историй
рассказывают...' и т.п. (см. Рерих Ю.Н. По тропам Срединной Азии.
-- Самара., 1994. -- С. 211-212). С другой стороны, как
справедливо замечает А.В.Бурдуков о Джа-ламе: 'Кто он и откуда
остается такой же загадкой...' [25, с.68]
В таких условиях одним из главных источников сведений о Джа-ламе
был он сам. Джа-лама рассказывал о себе всевозможные истории
('близкий друг Далай-ламы' и т.д.), которые никто не мог
подтвердить. По словам А.В.Бурдукова: 'Биография Джа-ламы была
похожа на правду. Тем не менее никаких подтверждающих ее данных я
ни от кого никогда не слышал' [25, с.72]. Но эти истории
разносились по степи, и на протяжении века все исследователи,
писавшие о Джа-ламе, упоминали их в своих работах.
Действительно ли человеческие жертвоприношения Джа-ламы
характерны для буддизма? И.И.Ломакина считает, что это был
мистический обряд освящения знамени победы, 'совершавшийся на
протяжении веков'. Но это утверждение вызывает сомнения у других
монголистов [См. Даревская Е.М. Рецензия на: И.И.Ломакина. Голова
Джа-ламы. -- Улан-Удэ -- СПб.: ЭКОАРТ, 1993, 222 с., ил.//
Восток. -- 1998. -- ч.3. -- С. 193]. Сам же А.В.Бурдуков (на
статью которого опирается Кураев) видел в жертвоприношениях
Джа-ламы только отголоски древнего шаманского обряда, но не
считал, что он осуществлялся на протяжении веков, вплоть до его
времени. 'Основоположником и инициатором современных человеческих
жертвоприношений нужно считать Джа-ламу', -- писал он. А Чойджина
и Максаржава, также практиковавших человеческие жертвоприношения,
Бурдуков считал только его подражателями (Бурдуков А.В.
Человеческие жертвоприношения у современных монголов // Сибирские
огни. -- 1927).
Читая 12 главу 'Сатанизма для интеллигенции', мы встречаем
описание использования содранной кожи ('тулум'), в качестве
молитвенной принадлежности. Диакон Кураев, очевидно, не обратил
внимание, где именно, по словам А.В.Бурдукова, хранил Джа-лама
эту 'необходимую молитвенную принадлежность'. Она находилась в
юрте-складе, попросту говоря, в кладовой. Это ясно показывает ее
значение для 'ритуалов' Джа-ламы. Если учесть крайне уважительное
отношение монголов ко всем предметам культа -- факт помещения
уникальной 'молитвенной принадлежности' на склад говорит сам за
себя. Отношение Джа-ламы к 'коже Мангуса' можно узнать из диалога
с А.В.Бурдуковым. Показателен уже сам вопрос Бурдукова, который
спрашивает Джа-ламу, зачем ему эта кожа. Джа-лама спокойно
ответил: кожа нужна для выполнения обряда, но согласился, что 'в
кладовой с продуктами ей пожалуй не место, и тут же распорядился
куда-нибудь ее убрать' (Бурдуков А.В. Указ. Соч. -- С. 113).
Здраво рассудив, легко понять, что кожа киргиза имела для
Джа-ламы какое-то другое значение, но отнюдь не как элемент
ритуала, а, скорее всего, как символ его личного торжества над
мужественным противником.
Не соответствует правде и утверждение А.Кураева о том, что никто
из лам не осуждал 'ритуалы' Джа-ламы. Ламы активно выступали
против его действий, осуждая Джа-ламу именно за разрушение
'желтой веры'. К примеру, известный отшельник 'Даянчи-лама
написал всемогущему Дамби Джамцану письмо, обличая его в
позорящих и подрывающих основы желтой веры поступках...' [25,
с.106] Против Джа-ламы выступили и 300 лам Улангома, одного из
крупнейших монастырей Монголии. Они восприняли его меры по
объединению всех монастырей Кобдосского округа и по 'очищению
религии', как губительные для 'желтой веры'. Об этом выступлении
лам и об агрессивных действиях подчиненных Джа-ламе монахов
(которые имели место после его ареста в 1914 г.) сообщает, в
частности, и И.Ломакина (Ломакина И. 'Голова Джа-ламы' // Наука и
религия. -- 1992. -- N 1. -- с. 57-58). Как видно, об этом пишут
те самые авторы, на которых диакон Кураев столь активно
ссылается. Если он действительно читал указанные работы, то
просто не мог этого не знать. И он же потом упрекает оккультистов
в том, что они 'столь беззастенчиво обращаются с источниками,
столь верят в убедительность своего пафоса...' [26, c.51]