Петр Демьянович Успенский

В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения

и так казалась

очевидной, при условии что ее не будут абсолютизировать и учтут исключения

из нее.

- Люди так непохожи друг на друга, - сказал я. - Сомневаюсь, что можно

поставить их всех в один ряд. Есть среди них дикари, есть люди интеллекта,

есть гении.

- Совершенно верно, - сказал Гурджиев, - люди очень непохожи друг на

друга; но подлинную разницу между ними вы не знаете и не можете знать.

Различия, о которых вы говорите, просто не существуют. Это нужно понять. Все

люди, которых вы видите, все люди, которых вы можете узнать впоследствии, -

все это машины, настоящие машины, которые работают, как вы сами выразились,

под влиянием внешних воздействий. Они рождены машинами и умрут машинами.

Каким образом дикари и мыслящие люди дошли до этого? Даже сейчас, в тот

момент, когда мы беседуем, несколько миллионов машин пытаются уничтожить

друг друга. Какая между ними разница? Где тут дикари и где мыслящие люди?

Все одинаковы...

'Но есть возможность перестать быть машиной. Вот о чем мы должны

думать, а не о том, какие существуют виды машин. Конечно, есть разные

машины: автомобиль - это машина, граммофон - машина, и ружье - тоже машина.

Но что из того? Все это одно и то же - все машины...'

В связи с этим разговором я припоминаю и другой.

- Каково ваше мнение о современной психологии? - спросил я как-то

Гурджиева, собираясь затронуть вопрос о психоанализе, к которому с самого

момента его появления я отнесся с недоверием. Но Гурджиев не дал мне зайти

так далеко.

- Прежде чем говорить о психологии, мы должны выяснить, к кому она

прилагается, а к кому нет, - сказал он. - Психология относится к людям, к

человеку. Какая психология (он подчеркнул это слово) может относиться к

машинам? Для изучения машин необходима механика, а не психология. Вот почему

мы начинаем с механики. До психологии еще далеко.

- Может ли человек перестать быть машиной? - задал я вопрос.

- А! В этом-то и дело, - ответил Гурджиев. - Если бы вы почаще задавали

такие вопросы, мы, возможно, достигли бы в наших беседах какого-то

результата. Можно перестать быть машиной, но для этого необходимо прежде

всего знать машину. Машина, настоящая машина, не знает и не может знать

себя. А машина, которая знает себя, уже не машина; по крайней мере, не та

машина, какой она была раньше. Она начинает проявлять ответственность за

свои действия.

- Это означает, по-вашему, что человек не ответственен за свои

действия? - спросил я.

- Человек (он подчеркнул это слово) ответственен. А машина - нет,

Во время одной из наших бесед я спросил Гурджиева:

- Как, по вашему мнению, лучше всего подготовиться к изучению вашего

метода? Полезно ли, например, изучать так называемую 'оккультную' и

'мистическую' литературу?

Говоря это, я имел в виду прежде всего 'Таро' и литературу о нем.

- Да, - сказал Гурджиев, - при помощи чтения можно найти многое.

Возьмите, например, себя. Вы уже могли бы знать порядочно, если бы умели

читать. Я хочу сказать, что если бы вы поняли все, что прочли за свою жизнь,

вы бы уже знали то, чего сейчас ищете. Если бы вы понимали все, что написали

в своей книге... как ее? - и он сделал нечто совершенно невозможное из слов

'Tertium Organum', - я пришел бы к вам с поклоном и просил бы учить меня. Но

вы не понимаете ни того, что читаете, ни того, что пишете. Вы даже не

понимаете, что значит слово 'понимать'. Однако понимание существенно, и

чтение способно принести пользу только тогда, когда вы понимаете то, что

читаете. Впрочем, никакая книга не в состоянии дать подлинную подготовку.

То, что человек знает хорошо (он сделал ударение на слове 'хорошо'), и есть

его подготовка. Если человек знает, как хорошо сварить кофе, как хорошо

сшить сапоги, - ну что ж, тогда с ним уже можно разговаривать. Беда в том,

что ни один человек ничего не знает хорошо. Все, что он знает, он знает

кое-как, поверхностно.

Это был один из тех неожиданных поворотов, которые Гурджиев придавал

своим объяснениям. Слова Гурджиева, помимо обычного значения, содержали,

несомненно, и какой-то иной смысл. Я уже начал понимать, что для подхода к

этому скрытому смыслу нужно начинать с обычного значения слов. Слова