Петр Демьянович Успенский

В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения

сумеет бежать из тюрьмы без помощи тех, кто бежал

раньше. Только они могут рассказать, каким образом возможно устроить побег,

только они могут передать инструменты - напильники или что-то другое, что

может понадобиться. Но один заключенный не сможет найти этих людей, вступить

с ними в соприкосновение. Необходима организация. Без организации нельзя

ничего добиться.

Впоследствии Гурджиев часто возвращался к этому примеру 'тюрьмы' и

'побега из тюрьмы'. Иногда он начинал с этого разговор, и тогда его

излюбленным выражением было следующее: чтобы заключенный имел возможность

бежать в любую минуту, он должен прежде всего понять, что он находится в

тюрьме. До тех пор, пока он это не уяснит, пока считает себя свободным, у

него нет никаких шансов. Никто не в состоянии помочь ему или освободить

насильно, против его воли, наперекор желаниям. Если освобождение возможно,

оно возможно только как результат огромного труда и усилий, прежде всего,

сознательных усилий, направленных к определенной цели.

Постепенно я приводил к Гурджиеву все больше и больше людей. И всякий

раз, когда он приезжал в Петербург, я организовывал беседы и лекции, в

которых он принимал участие; такие беседы и лекции устраивались или в

частных домах, или в уже существующих группах. Обычно приходило

тридцать-сорок человек. После января 1916 года Гурджиев стал посещать

Петербург регулярно; он приезжал раз в две недели - иногда с кем-нибудь из

учеников своей московской группы.

Я не все понимал в том, как организуются такие встречи. Мне казалось,

что Гурджиев создает попутно много ненужных затруднений. Например, он редко

разрешал мне заранее назначать место встречи. Обыкновенно после окончания

встречи делалось объявление, что завтра Гурджиев возвращается в Москву, но

утром он говорил, что решил остаться до вечера. Весь день проходил в кафе,

куда являлись люди, желающие увидеть Гурджиева. И только вечером, за

час-полтора до того времени, когда мы обычно начинали наши встречи, он

говорил мне:

- Почему бы нам не встретиться сегодня вечером? Позвоните тем, кто

захочет прийти, и скажите, что мы соберемся в таком-то месте.

Я бросался к телефону, но, конечно, в семь или в половине восьмого

вечера все уже были заняты, и мне удавалось собрать лишь несколько человек.

А жившим за Петербургом, например, в Царском Селе, вообще никогда не

удавалось попасть на наши встречи.

Впоследствии я многое воспринял по-иному, и главные мотивы Гурджиева

стали мне более понятны. Он никогда не желал облегчать людям знакомство с

его идеями. Наоборот, он считал, что только преодолевая затруднения, хотя бы

случайные и не связанные с делом, люди смогут оценить эти идеи.

- Люди не ценят того, что им легко достается, - сказал он. - И если

человек уже почувствовал нечто, поверьте мне, он будет сидеть у телефона и

ждать весь день, чтобы его пригласили; или же он позвонит сам, будет

спрашивать и узнавать. А тот, кто привык ждать, чтобы его попросили, да еще

предупредили заранее, чтобы он мог устроить все свои дела, пусть себе

продолжает ждать. Конечно, по отношению к тем, кто не живет в Петербурге,

это несправедливо. Но помочь им мы ничем не можем. Возможно, позднее у нас

будут встречи в установленные дни. Сейчас делать этого нельзя. Люди должны

показать себя и свою оценку того, что они слышат.

Все это и многое другое в то время продолжало казаться мне

сомнительным.

Но сами лекции и вообще все, что говорил Гурджиев, как на встречах, так

и вне их, интересовало меня все больше и больше.

На одной из встреч кто-то задал вопрос, возможны ли перевоплощения,

можно ли верить случаям общения с умершими.

- Многое возможно, - сказал Гурджиев. - Но надобно понять, что

человеческое бытие при жизни и после смерти, если оно тогда действительно

существует, - может быть весьма различным по своему качеству.

'Человек-машина', у которого все зависит от внешних влияний, с которым все

случается, кто сейчас представляет собой что-то одно, в следующее мгновение

- другое, а еще через секунду - третье, - этот человек не имеет никакого

будущего. Его закапывают в землю, и это все. Прах возвращается в прах. Эти

слова относятся к нему. Чтобы говорить о какомто виде будущей жизни, мы