Петр Демьянович Успенский

В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения 2

'Это не означает, что для него закрыты все пути - остаются открытыми

пути факира и монаха, которые не требуют интеллектуального развития. Но

методы и средства, доступные для человека с развитым интеллектом, для него

невозможны. Таким образом, эволюция в равной степени трудна и для

культурного, и для некультурного человека. Культурный человек живет в

отдалении от природы и естественных условий существования, среди

искусственной жизни; он развивает свою личность за счет сущности. Успешное

начало работы над собой требует счастливого совпадения: равного развития

личности и сущности. Такое совпадение гарантирует ему успех. Если сущность

развита очень мало, потребуется долгий подготовительный период работы; а

если сущность разрушена изнутри или в ней развиваются какие-то неисправимые

недостатки, эта работа вообще будет бесплодной. Подобного рода условия

встречаются довольно часто. Ненормальное развитие личности очень часто

задерживает развитие сущности на столь ранней стадии, что сущность остается

крохотной и бесформенной вещью; а какой прок от крохотной и бесформенной

вещи?

'Кроме того, нередко случается, что сущность человека умирает, когда

его личность и тело продолжают жить. Значительный процент людей, которых мы

встречаем на улицах большого города, - это люди, пустые изнутри, т.е. на

самом деле они уже мертвы.

'К счастью для нас, мы этого не видим и не знаем. Если бы мы знали,

сколько вокруг нас мертвых людей, какое число мертвецов управляет нашей

жизнью, мы сошли бы от ужаса с ума. И частенько люди и в самом деле теряют

рассудок, узнав нечто подобное без соответствующей подготовки, увидев то,

чего они не предполагали увидеть. Чтобы видеть истину, не подвергаясь

опасности, надо быть на пути. Если же человек, который не в состоянии ничего

делать, увидит истину, он наверняка потеряет рассудок. Но это случается

редко. Все устроено таким образом, что обычно человек ничего не может

увидеть преждевременно. Личность видит только то, что ей нравится, только

то, что не вмешивается в ее жизнь. Она никогда не видит того, что ей не

нравится. Это одновременно и хорошо и плохо. Хорошо, если человек хочет

спать; плохо, если он желает пробудиться.'

- Если сущность подвержена влиянию судьбы, значит ли это, что по

сравнению со случаем судьба для человека всегда благоприятна? - спросил

кто-то из присутствующих. - И может ли судьба привести человека к работе?

- Нет, это совсем не так, - ответил Гурджиев. - Судьба лучше случая

только в том отношении, что ее можно принимать в расчет, знать ее заранее,

готовиться к тому, что будет впереди. Что же касается случая, то тут ничего

знать нельзя. Но судьба точно так же может быть неблагоприятной и трудной. В

этом случае, однако, имеются средства отделить себя от своей судьбы. Первый

шаг в этом направлении состоит в том, чтобы освободиться от общих законов.

Подобно тому, как существует индивидуальный случай, бывает коллективный,

общий случай: и подобно тому, как существует индивидуальная судьба, бывает

судьба общая, или коллективная. Коллективный случай и коллективная судьба

управляют общими законами. Если человек желает создать свою

индивидуальность, он прежде всего должен освободиться от общих законов. Эти

общие законы никоим образом не обязательны для человека; он может

освободиться от многих из них, если освободится от 'буферов' и от

воображения. Все это связано с освобождением от личности. Личность питается

воображением и ложью. Если уменьшается ложь, в которой живет человек, если

уменьшается роль воображения, личность очень скоро слабеет, и человек

становится подвластным или судьбе, или линии работы, которая в свою очередь

находится под управлением воли другого человека: эта воля будет вести его до

тех пор, пока не сформируется его собственная воля, способная противостоять

как случаю, так - при необходимости и судьбе.'

Приведенные беседы охватывают период в несколько месяцев. Ясно, что

воспроизвести эти беседы в их точной последовательности невозможно, потому

что Гурджиев затрагивал в течение одного вечера двадцать разных тем. Многое

повторялось, многое зависело от вопросов, которые задавали присутствующие;

многие идеи излагались в такой тесной связи друг с другом, что разделить их

можно было только искусственно.