Петр Демьянович Успенский

В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения 3

выгоняли из вагонов негодующие толпы безбилетных

пассажиров. Я ехал до Тифлиса пять дней вместо обычных трех.

Поезд прибыл в Тифлис ночью. Ходить по городу было невозможно, и мне

пришлось дождаться утра в вокзальном буфете. Вся станция была забита

солдатами, дезертирующими с кавказского фронта. Многие были пьяны. Всю ночь

на платформе перед окнами буфета шли 'митинги', принимались какие-то

резолюции. Во время митинга состоялись три 'военных суда', и здесь же, на

платформе, были расстреляны три человека. Появившийся в буфете какой-то

пьяный 'товарищ' объяснил всем, что первый был расстрелян за воровство;

второго расстреляли по ошибке, приняв его за первого, а третьего - тоже по

ошибке, приняв его за второго.

Мне пришлось провести день в Тифлисе, потому что поезд в Александрополь

отходил только вечером. На следующее утро я был уже там. Я нашел Гурджиева;

он устанавливал для брата динамо-машину.

И снова, как и раньше, я наблюдал его поразительную способность

приспосабливаться к любой работе, к любому делу.

Я познакомился с его семьей, с отцом и матерью. Это были люди старой и

очень своеобразной культуры. Отец Гурджиева был любителем местных сказок,

легенд и преданий, кем-то вроде 'сказителя', и знал наизусть тысячи и тысячи

стихов на местных языках. Они были малоазиатскими греками, но у них дома,

как и у всех жителей Александрополя, говорили по-армянски.

Первые несколько дней после моего приезда Гурджиев был настолько занят,

что у меня не было возможности расспросить его о том, что он думает о

положении дел и что собирается делать. Когда наконец я заговорил об этом,

Гурджиев ответил, что он не согласен со мной, что, по его мнению, все скоро

успокоится, и мы сможем работать в России. Затем он добавил, что, во всяком

случае, хочет поехать в Петербург и посмотреть, как торговки на Невском

продают семечки (о чем я ему рассказал), и на месте решить, что лучше всего

делать. Я не мог всерьез принять то, что он говорил, потому что к этому

времени знал его манеру разговора; и стал ждать дальнейших событий.

Действительно, с видимой серьезностью Гурджиев говорил и нечто

совершенно другое - что было бы хорошо уехать в Персию или даже дальше, что

он хорошо знает место в горах Закавказья, где можно прожить несколько лет, и

никто об этом не узнает и т.д.

В целом у меня осталось ощущение неуверенности; но я все-таки надеялся

по пути в Петербург уговорить Гурджиева уехать за границу, если это будет

еще возможно.

Гурджиев, очевидно, чего-то ждал. Динамо-машина работала

безукоризненно, но сам он не двигался.

В доме оказался интересный портрет Гурджиева, который очень многое

открыл мне о нем. Это была большая увеличенная фотография Гурджиева, снятая,

когда, он был еще совсем молод; на ней он был одет в черный сюртук, и его

вьющиеся волосы были зачесаны назад.

Портрет Гурджиева позволил мне с несомненной точностью установить, чем

он занимался в то время, когда была сделана фотография, хотя сам Гурджиев

никогда об этом не рассказывал. Открытие принесло мне много интересных

мыслей; но поскольку оно принадлежало лично мне, я сохраню его для себя.

Несколько раз я пробовал поговорить с Гурджиевым о своей 'таблице

времени в разных космосах'; но он отклонял всякие теоретические разговоры.

Мне очень понравился Александрополь; там было много необычного и

оригинального.

Армянская часть города по внешнему виду напоминает города в Египте или

северной Индии. Дома с плоскими крышами, на которых растет трава. Древнее

армянское кладбище, расположенное на холме, откуда можно видеть покрытую

снегом вершину Арарата. Замечательный образ Пресвятой Девы в одной из

армянских церквей. Центр города напоминает русский уездный городок; но тут

же расположен базар целиком восточный, особенно ряд медников, которые

работают в открытых будках. Есть и греческий квартал, где расположен дом

Гурджиева; по внешнему виду этот квартал наи- менее интересен. Татарское

предместье в оврагах весьма живописно; но, как говорят в других частях

города, место это довольно опасно.

Не знаю, что осталось от Александрополя после всех этих автономий,

республик, федераций и т.п. Пожалуй, я бы мог поручиться только за вид на

Арарат.

Я почти не видел Гурджиева