и организовать там, лекции и группы,
подобные петербургским. Но все это случилось только через три с половиной
года.
В начале июня 1919 годы я уехал из Ессентуков. Мне это наконец удалось,
к этому времени там все успокоилось, и жизнь понемногу приходила в порядок;
но я этому спокойствию не доверял. Пора было ехать за границу. Сначала я
отправился в Ростов, затем в Екатеринодар и Новороссийск, оттуда вернулся в
Екатеринодар, бывший тогда столицей России. Там я встретил несколько человек
из нашей компании, которые уехали из Ессентуков раньше меня, а также
несколько друзей и знакомых из Петербурга.
В моей памяти сохранилась одна из первых моих бесед. Мы говорили о
системе Гурджиева, о работе над собой, и петербургский друг спросил меня,
могу ли я указать какие-либо практические результаты этой работы.
Припомнив все, что я пережил в течение предыдущего года, особенно после
отъезда Гурджиева, я сказал, что приобрел некую странную уверенность,
которую невозможно выразить одним словом, но которую я попробую описать.
- Это не самоуверенность в обычном смысле, - сказал я, - совсем
наоборот: уверенность в незначительности 'я', которое мы обычно знаем. Но я,
тем не менее, уверен, что если со мной произойдет что-нибудь ужасное, вроде
того, что случалось со многими друзьями в прошлом году, это событие встречу
не я, не обычное мое 'я', а другое 'я' внутри меня, которому такая
обстановка окажется по плечу. Два года назад Гурджиев спросил меня, чувствую
ли я в себе новое 'я', и мне пришлось ответить, что я не ощущаю какой-либо
перемены. Теперь я ответил бы иначе. Я могу рассказать, как происходит эта
перемена. Она возникает не сразу, я хочу сказать, что перемена охватывает не
все моменты жизни. Обыденная жизнь идет своим чередом: как обычно, живут все
эти заурядные, глупые 'я', за исключением совсем немногих. Но если бы
произошло что-то большое, требующее напряжения каждого нерва, я знаю, что
вперед выступило бы не обычное малое 'я', которое сейчас разговаривает и
которое можно напугать, а другое, большое 'Я', которое ничто не испугает и
которое справится со всем. что бы ни случилось. Я не в состоянии дать
лучшего описания; но для меня это факт - и факт, определенно связанный с
работой. Вы знаете мою жизнь и знаете, что я не боюсь многого во внешней и
внутренней сфере, чего боятся другие люди. Но тут совсем иное чувство, иной
вкус. Я убежден, что новая уверенность - не просто следствие богатого
жизненного опыта; это следствие работы над собой, которую я начал четыре
года назад.
В ту зиму в Екатеринодаре, а затем в Ростове я собрал небольшую группу
и по составленному мной (за год до того) плану читал ее членам лекции,
объясняя систему Гурджиева, а также те стороны обыденной жизни, которые
ведут к ней.
Летом и осенью 1919 года я получил в Екатеринодаре и Новороссийске два
письма от Гурджиева. Он писал, что открыл в Тифлисе 'Институт гармоничного
развития человека' с очень широкой программой. Он приложил проспект этого
'Института', заставивший меня изрядно призадуматься. Проспект начинался так:
'С разрешения министра народного образования в Тифлисе открывается
институт гармоничного развития человека, основанный на системе Г.И.
Гурджиева. Институт принимает детей и взрослых обоих полов. Занятия будут
проводиться утром и вечером. Предметы изучения: гимнастика всех видов
(ритмическая, медицинская и пр.), упражнения для развития воли, памяти,
внимания, слуха, мышления, эмоций, инстинктов и т.п.'
К этому добавлялось, что система Гурджиева 'уже применяется в целом
ряде больших городов, таких как Бомбей, Александрия, Кабул, Нью-Йорк,
Чикаго, Осло, Стокгольм, Москва, Ессентуки, и во всех отделениях и пансионах
истинных международных и трудовых содружеств'.
В конце проспекта в списке 'специалистов-преподавателей' Института
гармоничного развития человека я нашел свое имя, равно как и имена
'инженера-механика' П. и еще одного члена нашей компании, который в то время
жил в Новороссийске и в Тифлис ехать не собирался.
В своем письме Гурджиев писал, что он готовит к постановке свой балет
'Борьба магов'; ни словом не упоминая о прошлых трудностях, он приглашал
меня приехать в Тифлис и работать с ним. Для него это было очень характерно.
Но по некоторым причинам я не смог