Петр Демьянович Успенский

В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения 3

пор не мог понять, а

именно: что верчение дервишей было основанным на счете упражнением для

мозга, подобно тем упражнениям, которые он показал нам в Ессентуках. Иногда

я работал с ним целыми днями и ночами. Мне особенно запомнилась одна такая

ночь. Мы переводили одну из песен дервишей для 'Борьбы магов'. Я увидел

Гурджиева-художника и Гурджиева-поэта, которых он тщательно скрывал в себе,

особенно последнего. Перевод происходил следующим образом: Гурджиев

вспоминал персидские стихи, иногда повторяя их потихоньку про себя, а затем

переводил их мне на русский язык. Через какие-нибудь четверть часа я был

погребен под формами, символами и ассоциациями; тогда он говорил: 'Ну вот, а

теперь сделайте из этого одну строчку!' Я и не пытался найти ритм или

создать какую-то меру; это было совершенно невозможно. Гурджиев продолжал

работу; и еще через четверть часа говорил: 'Это другая строчка'. Мы

просидели до самого утра. Дело происходило на улице Кумбарачи, неподалеку от

бывшего русского консульства. Наконец город начал пробуждаться. Кажется, я

остановился на пятой строчке. Никакими усилиями нельзя было заставить мой

мозг продолжать работу. Гурджиев смеялся: однако и он устал и не мог

работать дальше. Стихотворение так и осталось незаконченным, - он никогда

больше не вернулся к этой песне.

Так прошли два или три месяца. Я как мог помогал Гурджиеву в

организации института. Но постепенно передо мной возникли те же трудности,

что и в Ессентуках, и когда институт открылся, я не смог в нем работать.

Однако, чтобы не мешать Гурджиеву и не создавать разногласий среди тех, кто

ходил на мои лекции, я положил конец лекциям и перестал бывать в

Константинополе. Несколько человек из числа моих слушателей навещали меня в

Принкипо, и там мы продолжали беседы, начатые в Константинополе.

Спустя два месяца, когда работа Гурджиева уже упрочилась, я возобновил

свои лекции в константинопольском 'Маяке' и продолжал их еще полгода. Время

от времени я посещал институт Гурджиева; иногда и он приезжал ко мне в

Принкипо. Наши взаимоотношения оставались очень хорошими. Весной он

предложил мне читать лекции в его институте, и я читал их раз в неделю; в

них принимал участие и Гурджиев, дополнявший мои объяснения.

В начале лета Гурджиев закрыл свой институт и переехал в Принкипо.

Примерно в это же время я подробно пересказал ему план книги с изложением

его петербургских лекций и моими собственными комментариями. Он согласился с

моим планом и разрешил мне написать такую книгу и опубликовать ее. До того

момента я подчинялся общему правилу, обязательному для каждого члена группы,

которое касалось работы Гурджиева. Согласно этому правилу, никто и ни при

каких обстоятельствах не имел права записывать ничего, касавшегося лично

Гурджиева и его идей или относящегося к другим лицам, участвующим в работе,

хранить письма, заметки и т.п., и тем более - что-нибудь из этого

публиковать. В первые годы Гурджиев строго настаивал на соблюдении этого

правила; каждый, кто участвовал в работе, давал слово ничего не записывать

и, что ясно без слов, не публиковать ничего, относящегося к Гурджиеву, даже

в том случае, если он оставлял работу и порывал с Гурджиевым. Это правило

было одним из главных. Каждый приходивший к нам новый человек слышал о нем.

и оно считалось фундаментальным и обязательным. Но впоследствии Гурджиев

принимал для работы лиц, не обращавших на данное правило никакого внимания

или не желавших с ним считаться, что и объясняет последующее появление

описаний разных моментов в работе Гурджиева.

Лето 1921 года я провеют в Константинополе, а в августе уехал в Лондон.

До моего отъезда Гурджиев предложил мне поехать с ним в Германию, где он

собирался вновь открыть свой институт и подготовить постановку балета. Но я,

во-первых, не верил в возможность организовать в Германии работу; во-вторых,

сомневался, что смогу работать с Гурджиевым.

Вскоре после прибытия в Лондон я принялся читать лекции, продолжая

работу, начатую в Константинополе и Екатеринодаре. Я узнал, что Гурджиев

отправился вместе со своей тифлисской группой и теми людьми из моей

константинопольской группы, которые к нему присоединились, в Германию. Он

попытался организовать работу в Берлине и Дрездене и собирался купить