продукт эволюции человека. Любопытно, что такая теория, кажущаяся вполне логичной, совершенно уничтожает идею сверхчеловека. Причина этого - неправильный взгляд на общую эволюцию. По некоторым причинам, как уже говорилось выше, сверхчеловека нельзя также рассматривать как более высокий зоологический тип по сравнению с человеком, этим продуктом общего закона эволюции. В подобном взгляде есть принципиальная ошибка, которая явственно ощущается во всех попытках создать образ сверхчеловека в отдалЈнном и неизвестном будущем. Картина получается слишком туманной и расплывчатой, а образ сверхчеловека теряет всякую окраску и становится почти отталкивающим, уже из-за того, что он закономерен и неизбежен. Сверхчеловек должен иметь в себе что-то незаконное, нечто нарушающее общий порядок вещей, нечто неожиданное, непредвиденное, неподвластное никаким общим законам.
Эта идея выражена Ницше:
'Я хочу учить людей смыслу их бытия; этот смысл есть сверхчеловек, молния из тЈмной тучи человека.
Ницше понимал, что сверхчеловека нельзя рассматривать как результат исторического развития, осуществляемого в далЈком будущем, как новый зоологический тип. Молнию нельзя рассматривать как результат 'эволюции тучи'.
Но чувство 'незаконости' сверхчеловека, его 'невозможности' с обычной точки зрения заставляет приписывать ему совершенно невероятные черты: сверхчеловека нередко изображают в виде колесницы Джаггернатха, в своЈм движении сокрушающей людей.
Злоба, ненависть, гордыня, обман, эгоизм, жестокость - всЈ это считается сверхчеловеческим, но при одном условии: чтобы оно доходило до последних возможных пределов, не останавливаясь ни перед чем, ни перед какими препятствиями. Полная свобода от любых нравственных ограничений считается сверхчеловеческим или приближающимся к сверхчеловеческому. 'Сверхчеловек' в вульгарном и фальсифицированном понимании этого слова значит - 'всЈ дозволено'.
Этот предполагаемый аморализм сверхчеловека связывают с именем Ницше, в чЈм Ницше совершенно не повинен. Наоборот, возможно никто не вкладывал в идею сверхчеловека так много жажды истинной морали и истинной любви. Он разрушал только старую окаменевшую мораль, которая давно уже стала антиморальной. Он восставал против готовой морали, против неизменных форм, которые теоретически являются общеобязательными, а на практике всегда и всеми нарушаются.
Заратустра говорит:
'Поистине я отнял у вас сотню слов и самые дорогие вам погремущки вашей добродетели, - и теперь вы сердитесь на меня, как сердятся дети.
Они играли у моря, и вдруг пришла волна и смыла в пцчину их игрушки и пЈстрые раковины, и теперь плачут они...'
И дальше:
'Когда я пришЈл к людям, я нашЈл их сидящими на старом предубеждении: все они давно верили, что знают, что для человека добро, и что для него зло. Эту сонливость стряхнул я, когда стал учить: никто не знает ещЈ, что добро, и что зло, - если сам он не есть созидающий.
Очевидно, эти слова были обречены на непонимание и на неверное истолкование. Жестокость ницшеанского сверхчеловека считают его главной чертой, принципом, лежащим в глубине его обращения с людьми. Подавляющее большинство критиков Ницше не желает видеть, что жестокость сверхчеловека направлена против чего-то внутреннего, находящегося в нЈм самом, против всего, что является 'человеческим, слишком человеческим', мелким, вульгарным, буквальным, инертным, что делает из человека труп, который Заратустра тащил на спине.
Непонимание Ницше - один из любопытных примеров почти преднамеренного непонимания. Идея сверхчеловека Ницше ясна и прсота. Достаточно взять начало 'Заратустры':
'Великое светило! в чЈм было бы твоЈ счастье, если бы не было у тебя тех, кому ты светишь?
Десять лет поднималось ты над моей пещерой, ты пресытилось бы своим светом и этой дорогой без меня, моего орла и моей змеи.
Но мы ждали тебя каждое утро, брали от тебя твой избыток и благословляли тебя за это.
Смотри! Я пресытился теперь своей мудростью, как пчела, собравшая слишком много мЈду; мне нужны простирающиеся руки.
Я хотел бы одарять и наделять.
Для этого я должен спуститься вниз, как делаешь ты каждый вечер.
Благослави же чашу, которая переполнилась выше краев, чтобы золотая влага лилась из неЈ и несла всюду отблеск твоего сияния.'
И дальше:
'Заратустра спустился один с горы, и никто не повстречался ему. Но когда вышел он из леса, перед ним неожиданно предстал старец. И так говорил старец Заратустре:
'Мне не чужд этот странник. Несколько лет тому назад проходил он здесь. Заратустрой звали его. Но он изменился.
Тогда нЈс