Петр Демьянович Успенский

Новая модель вселенной (Часть 2)

о себе, если сама мысль не будет сновидением. Человек не может произнести во сне своЈ собственное имя.

Если я произносил во сне своЈ имя, я немедленно просыпался. И я сообразил, что мы не понимаем того, что знание собственного имени есть, по сравнению со сном, уже иная степень сознания. Во сне мы не сознаЈм собственного существования, не выделяем себя из общей картины, которая развЈртывается вокруг нас, а, так сказать, движемся вместе с нею. Наше чувство 'я' во сне куда более затемнено, чем в состоянии бодрствования. В сущности, это и есть та главная психологическая черта, которая определяет состояние сна и выражает главное различие между сном и состоянием бодрствования.

Как я указал выше, наблюдение снов часто приводило меня к необходимости их классификации. Я проникся убеждением, что сны по своей природе очень разнообразны. Общее наименование 'сновидения' лишь создаЈт путаницу, поскольку сновидения отличаются друг от друга не меньше, чем предметы и события, которые мы видим в бодрственном состоянии. Было бы совершенно неправомерно говорить о 'вещах', включая сюда планеты, детские игрушки, премьер-министров и наскальные рисунки палеолита, но именно так мы и поступаем по отношению к 'сновидениям'. Это, несомненно, делает понимание снов практически невозможным и создаЈт множество ложных теорий, так как объяснить разнообразные категории снов на основе одного общего принципа так же невозможно, как невозможно объяснить из одного принципа существование премьер-министров и палеолитических рисунков.

Большей частью наши сновидения случайны, хаотичны, бессвязны и бессмысленны. Они зависят от случайных ассоциаций; в них нет никакой последовательности, никакой целенаправленности, никакой идеи.

Я опишу один из таких снов, который я видел в 'состоянии полусна'.

Я засыпаю. Перед моим взором возникают и исчезают золотые точки, искры и звЈздочки. Эти искры и звЈздочки постепенно погружаются в золотую сеть с диагональными ячейками, которые медленно движутся в соответствии с ударами моего сердца. Я слышу их совершенно отчЈтливо. В следующее мгновение золотая сеть превращается в ряды медных шлемов римских солдат, которые маршируют внизу. Я слышу их мерную поступь и слежу из окна высокого дома в Галате, в Константинополе, как они шагают по узкой улице, один конец которой упирается в старую дверь и Золотой Рог с его парусниками и пароходами; за ними видны минареты Стамбула. Римские солдаты продолжают маршировать тесными рядами вперЈд и вперЈд. Я слышу их тяжЈлые, мерные шаги, вижу, как на шлемах сияет солнце. Внезапно я отрываюсь от подоконника, на котором лежу, и в том же склонЈнном положении медленно пролетаю над улицей, над домами, над Золотым Рогом, направляясь к Стамбулу. Я ощущаю запах моря, ветер, тЈплое солнце. Этот полЈт мне невероятно нравится, я не могу удержаться - и открываю глаза.

Таков типичный сон первой категории, т.е. сон, обусловленный случайными ассоциациями. Искать какой-либо смысл в таких сновидениях - то же самое, что предсказывать судьбу по кофейной гуще. ВсЈ содержание сна прошло передо мной в 'состоянии полусна'; с первого и до последнего момента я следил за тем, как появляются образы и как они превращаются один в другой. Золотые искры и звЈзды превратились в сеть с правильными ячейками, сеть превратилась в шлемы римских солдат. Удары сердца, которые я слышал, стали мерной поступью марширующего отряда. Ощущение пульсации сердца свзяано с расслаблением множества мелких мускулов, что, в свою очередь, вызывает лЈгкое головокружение. Последнее немедленно проявилось в том, что я лежал на подоконнике высокого дома и смотрел на солдат вниз; когда головокружение усилилось, я оторвался от подоконника и полетел над заливом. По ассоциации это немедленно вызвало ощущение моря, ветра и солнца; если бы я не проснулся, то в следующее мгновение, вероятно, увидел бы себя в открытом море, на корабле и т.д.

Подобные сны замечательны порой именно своей особой бессмысленностью, совершенно невероятными комбинациями и ассоциациями.

Припоминаю один сон, в котором по какой-то причине важную роль играла стая гусей. Кто-то спрашивает меня: 'Хочешь увидеть гусЈнка? Ты ведь никогда не видел гусЈнка'. Я немедленно соглашаюсь с тем, что никогда не видел гусят. В следующее мгновение мне подносят на оранжевой шЈлковой подушке спящего серого котЈнка, но очень необычного вида: в два раза длиннее и в два раза тоньше, чем обыкновенные котята. Я рассматриваю этого 'гусЈнка' с большим интересом и говорю, что никогда не думал, что гусята такие необычные.