И хотя их содержание продолжало оставаться неясным, как бы видимым издалека, я всЈ же начал усматривать особый смысл в словах, которые поначалу казались мне лишь отвлечЈнными обозначениями чего-то, не имеющего практической ценности.
То же самое повторялось почти каждый раз. На следующий день после эксперимента я помнил очень немногое. Но уже к вечеру порой начинали возвращаться кое-какие неясные воспоминания. Через день я мог вспомнить больше; в течение же следующих двух или трЈх недель удавалось восстановить отдельные детали эксперимента, хотя я прекрасно сознавал, что в памяти всплывает лишь ничтожно малая часть пережитого. Когда же я пробовал проводить опыты чаще, чем раз в две-три недели, всЈ смешивалось, и я не мог уже ничего вспомнить.
Но продолжу описание удачных экспериментов. Неоднократно, почти всегда, я чувствовал, что, переходя через второй порог, я прихожу в соприкосновение с самим собою, с тем 'я', которое всегда пребывает внутри меня, всегда видит меня и говорит мне нечто, чего я в обычном состоянии сознания не в силах понять и даже услышать.
Почему же я не могу этого понять?
Я отвечал себе: потому, что в обычном состоянии во мне звучат одновременно тысячи голосов, которые и создают то, что мы называем нашим 'сознанием', нашими мыслями, чувствами, настроениями, воображением. Эти голоса заглушают звук того голоса, который доносится из глубины. Мои эксперименты ничего не прибавили к обычному 'сознанию'; они только сузили его; но как раз благодаря этому сужению его мощность неизмеримо возросла.
Что, собственно, делали эти эксперименты? Они заставляли все другие голоса замолчать, погружали их в сон, делали неслышными. И тогда я начинал слышать другой голос, который доносился как бы сверху, из какого-то пункта у меня над головой. Тогда-то я и понял, что вся задача заключается в том, чтобы слышать этот голос постоянно, сохранять с ним непрерывную связь. То существо, которому принадлежал голос, знало и понимало всЈ, а самое главное - было свободно от тысяч мелких отвлекающих 'личных' мыслей и настроений. Оно могло принимать всЈ спокойно и объективно, таким, каково оно есть на самом деле. И в то же время это был я. Как так могло случиться и почему в обычном состоянии я был так далеко от самого себя, если голос и впрямь принадлежал мне, - этого я не мог объяснить. Во время экспериментов я называл мою обычную личность 'я', а другое существо - 'он'. Иногда же, наоборот, обыденную личность - 'он', а другую - 'я'. Позднее я ещЈ вернусь к общей проблеме 'я' и к пониманию 'я' в новом состоянии сознания, ибо всЈ это гораздо сложнее, чем простая замена одного 'я' другим.
А сейчас попробую описать (насколько это сохранилось в моей памяти), как этот 'он' или 'я' смотрело на веши, в отличие от обычного 'я'.
Помню, как однажды я сидел на диване, курил и смотрел на пепельницу. Это была самая обыкновенная медная пепельница. И вдруг я почувствовал, что начинаю понимать, что такое пепельница; вместе с тем, с некоторым удивлением, почти со страхом я ощутил, что до той поры не понимал еЈ, что мы вообще не понимаем самых простых окружающих нас вещей.
Пепельница вызвала во мне водоворот мыслей и образов. Она содержала в себе бесконечное обилие фактов и событий, она была связана с бесчисленным множеством вещей. Прежде всего с тем, что касается табака и курения. Это сразу же вызвало тысячи образов, картин, воспоминаний. Затем сама пепельница - как она появилась на свет? И как появились те материалы, из которых она изготовлена? В данном случае медь - что такое медь? И как люди впервые еЈ обнаружили? Как научились ею пользоваться? Где и как была добыта медь, из которой сделана эта пепельница? Какой обработке она подверглась, как еЈ перевозили с места на место? Сколько людей работало над ней или в связи с ней? Как медь оказалась превращЈнной в пепельницу? Эти и иные вопросы об истории пепельницы до того самого дня, как она появилась на моЈм столе...
Помню, как я записал несколько слов на листке, чтобы удержать в памяти хоть некоторые из своих мыслей. И вот назавтра я прочЈл:
'Человек может сойти с ума из-за одной пепельницы.'
Смысл всего, что я воспринял, состоит в том, что по одной пепельнице можно познать всЈ. Невидимыми нитями пепельница связана со всеми вещами этого мира, и не только с настоящим, но и со всем прошлым и со всем будущим. Зная пепельницу, я знаю всЈ.
Конечно, это описание ни в малейшей степени не выражает подлинного ощущения, ибо первым и главным было впечатление, что пепельница живЈт, думает, понимает и рассказывает о себе. ВсЈ,