глазах настоящие сапфиры, - сказал провожатый. - Никто не знает, когда была сделана статуя: но наверняка ей больше тысячи лет.
- Нельзя ли открыть раму? - спросил я.
- Она не открывается, - ответил он. - ЕЈ не открывали уже шестьдесят лет.
Он продолжал что-то говорить, но я его не слушал. Меня притягивал взор этих больших синих глаз.
Прошло две-три секунды, и я понял, что передо мной - чудо.
Стоявший позали провожатый неслышно покинул комнату и уселся на ступеньках веранды; я остался наедине с Буддой.
Лицо Будды было совершенно живым; он не смотрел прямо на меня и всЈ-таки меня видел. Сначала я не почувствовал ничего, кроме удивления. Я не ожидал, да и не мог ожидать ничего подобного. Но очень скоро удивление и все иные чувства исчезли, уступив место новым ощущениям. Будда видел меня, видел вл мне то, чего я не мог увидеть сам, видел всЈ то, что скрывалось в самых тайных уголках моей души. И под его взором, который как будто обходил меня, я сам увидел всЈ это. ВсЈ мелкое, несущественное, трудное и беспокойное вышло на поверхность и предстало перед этим взглядом. Лицо Будды было безмятежным, но не лишЈнным выразительности; оно было исполнено глубокой мысли и глубокого чувства. Он лежал здесь, погруженный в размышление; но вот пришЈл я, открыл дверь и стал перед ним; и теперь он невольно давал мне оценку. Но в его глазах не было ни порицания, ни упрЈка; взгляд был необычайно серьЈзным, спокойным и понимающим. Когда же я попробовал спросить себя, что именно выражает лицо Будды, я понял, что ответить на этот вопрос невозможно. Его лицо не было ни холодным, ни бесстрастным; однако, было бы неверно утверждать, что оно выражает сочувствие, теплоту или симпатию. ВсЈ эти чувства казались слишком мелкими, чтобы приписывать их ему. В то же время такой же ошибкой было бы сказать, что лицо Будды выражает неземное величие или божественную мудрость. Нет, оно было вполне человеческим; и всЈ же чувствовалось, что у людей такого лица не бывает. Я понял, что все слова, которыми мне придЈтся воспользоваться для описания выражения этого лица, будут неправильными. Могу только сказать, что в нЈм присутствовало понимание.
Одновременно я почувствовал необычное воздействие, которое оказывало на меня лицо Будды. ВсЈ мрачное, поднявшееся из глубины моей души, рассеялось, как если бы лицо Будды передало мне своЈ спокойствие. То, что до настоящего времени вызывало вл мне озабоченность и казалось серьЈзным и важным, сделалось таким мелким, незначительным, не заслуживающим внимания, что я только удивлялся, как оно могло когда-то меня затрагивать. И тут я понял: каким бы возбуждЈнным, озабоченным, раздражЈнным, раздираемым противоречиями мыслей и чувств ни пришЈл сюда человек, он уйдЈт отсюда спокойным, умиротворЈнным, просветлЈнным, понимающим.
Я вспомнил свою работу, разговоры о буддизме, то, как я выяснял некоторые относящиеся к буддизму вещи, и чуть не рассмеялся: всЈ это было совершенно бесполезно! Весь буддизм заключался вот в этом лице, в этом взгляде. Внезапно мне стало понятно, почему в некоторых случаях Будда запрещал людям говорить - эти вещи превышали человеческий рассудок, человеческие слова. Да и как можно иначе? Вот я увидел это лицо, почувствовал его - и тем не менее не смог сказать, что оно выражает. Если бы я попытался облечь своЈ впечатление в слова, это было бы ещЈ хуже, ибо слова оказались бы ложью. Таково, вероятно, объяснение запрета Будды. Будду сказал также, что он передал своЈ учение целиком, что никакой тайной доктрины нет. Не означает ли это, что тайна скрывается не в тайных словах, а в словах, которые известны всем, но которые люди не понимают? И разве невозможно, что вот этот Будда и есть раскрытие тайны, ключ к ней? Вся статуя находится передо мною; в ней нет ничего тайного, ничего скрытого; но и в этом случае можно ли сказать, что я понимаю еЈ содержание? Видели ли еЈ другие люди, поняли ли еЈ хотя бы в той степени, в какой понял я? Почему она до сих пор оставалась неизвестной? Должно быть, еЈ никто не сумел заметить - точно так же, как не сумели заметить истину, скрытую в словах Будды об освобождении от страдания.
Я заглянул в эти синие глаза и понял, что хотя мои мысли близки к истине, они ещЈ не есть истина, ибо истина богаче и многообразнее всего, что можно выразить словом и мыслью. Вместе с тем, я чувствовал, что лицо статуи действительно содержит в себе всю полноту буддизма. Не нужно никаких книг, никаких философских разговоров, никаких рассуждений. Во взгляде Будды заключено всЈ. Надо только, чтобы вы пришли сюда, чтобы вас