Петр Демьянович Успенский

Новая модель вселенной (Часть 3)

тронул этот взгляд.

Я покинул святилище, намереваясь завтра вернуться и попытаться сфотографировать Будду. Но для этого нужно будет открыть раму. Привратник, с которым я опять поговорил об этом, повторил, что открывать еЈ нельзя. Однако я ушЈл с надеждой как-то всЈ уладить.

По пути в гостиницу я удивлялся тому, как могло случиться, что эта статуя Будды столь мало известна. Я был уверен, что о ней не упоминается ни в одной книге о Цейлоне, которые у меня были. Так оно и оказалось. В объЈмистой 'Книге о Цейлоне' Кэйва я нашЈл всЈ же фотографии храма, его внутреннего двора с каменной лестницей, ведущей к колокольне; было и старое святилище, где находится статуя Будды, и даже тот самый привратник, который водил меня по храму... Но ни слова о статуе! Это казалось тем более странным, что, не говоря уже о мистическом значении этой статуи и еЈ ценности как произведения искусства, здесь, несомненно, находилась одна из самых больших статуй Будды, которую я видел на Цейлоне, да ещЈ с сапфировыми глазами! Я просто не мог понять, как случилось, что еЈ просмотрели или забыли. Причина, конечно, - в крайне 'варварском' характере европейской толпы, которая попадает на Восток, в еЈ глубоком презрении ко всему, что не служит сиюминутной пользе или развлечению. Вероятно, иногда этого Будду кто-то видел и даже описывал; а впоследствии о нЈм забывали. Конечно, сингалезы знали о существовании Будды с сапфировыми глазами; но для них он просто есть - так же, как есть горы или море.

Назавтра я вновь отправился в храм.

Я пошЈл туда, опасаясь, что в этот раз не увижу и не почувствую того, что пережил вчера, что Будда с сапфировыми глазами окажется всего-навсего ординарной каменной статуей с раскрашенным лицом. Но мои опасения не подтвердились. Взор Будды был таким же, как вчера: он проинкал в мою душу, освещал в ней всЈ и приводил всЈ в порядок.

Через день или два я опять оказался в храме; теперь привратник встречал меня как старого знакомого. И снова лицо Будды вызвало во мне нечто такое, чего я не мог ни понять, ни выразить. Я собирался выяснить подробности истории Будды с сапфировыми глазами. Но вышло так, что вскоре мне пришлось вернуться в Индию; потом началась война, и лицо Будды осталось вдали от меня - нас разделила пучина человеческого безумия.

Несомненно одно: этот Будда - исключительное произведение искусства. Я не знаю ни одной работы христианского искусства, которая стоит на том же уровне, что и Будда с сапфировыми глазами, иначе говоря, которая выражает идею христианства с такой же полнотой, с какой лицо Будды выражает идею буддизма. Понять его лицо - значит, понять буддизм.

И нет нужды читать толстые тома по буддизму, беседовать с профессорами восточных религий или с учЈными бхикшу. Нужно прийти сюда, стать перед Буддой - и пусть взор его синих глаз проникнет в вашу душу. Тогда вы поймЈте, что такое буддизм.

Часто, когда я думаю о Будде с сапфировыми глазами, я вспоминаю другое лицо, лицо сфинкса, взгляд его глаз, не замечающий вас. Это два совершенно разных лица; но в них есть нечто общее: оба говорят о другой жизни, о сознании, намного превосходящем обычное человеческое сознание. Вот почему у нас нет слов, чтобы их описать. Мы не знаем, когда, кем, с какой целью были созданы эти лица, но они говорят нам о подлинном бытии, о реальной жизни, - а также о том, что есть люди, которые что-то знают об этой жизни и могут передать нам своЈ знание при помощи магии искусства!

1914 г.

5. Душа царицы Мумтаз-и-Махал.

Это было моЈ последнее лето в Индии. Уже начинался сезон дождей, когда я выехал из Бомбея в Агру и Дели. За несколько недель до отъезда я собирал и читал всЈ, что мог найти, об Агре, о дворце Великих Моголов и о Тадж-Махале, знаменитом мавзолее царицы, умершей в начале XVI века.

Но всЈ, что я прочЈл тогда и читал раньше, оставило во мне какое-то неопределЈнное чувство: как будто бы все, кто брался описать Агру и Тадж-Махал, упустили что-то самое важное.

Ни романтическая история Тадж-Махала, ни красота его архитектуры, ни роскошь и богатство убранства и орнаментов не могли объяснить мне впечатление сказочной нереальности, чего-то прекрасного, но бесконечно далЈкого от жизни, впечатление, которое угадывалось за всеми описаниями, но которое никто не сумел объяснить или облечь в слова. Казалось, здесь скрыта какая-то тайна. У Тадж-Махала есть некий секрет, который чувствуют все, но никто не может дать ему истолкования.