тоже что-то смутно вспомнила, но ее воспоминания были другие. Она
чувствовала себя маленькой девочкой, а Лесли был мальчишкой. И ей хотелось
дернуть его за рукав, бросить в него горсть песку и пуститься бежать,
крикнув ему, чтобы он ловил ее. -- Как скучно быть большими и как хорошо
было бы играть с ним, успела сказать себе Маргарет.
Они уже подходили к группе гостей лэди Джеральд. Все смеялись и
болтали, и длинный немец в удивительном желтом полотняном костюме, какие
продаются в Порт-Саиде специально для немецких путешественников, щелкал
кодаком, снимая лазивших мальчишек. -- Стишком темно, -- тихо сказала
Маргарет. -- Или можно снимать? -- спросила она, поворачиваясь к Лесли. Она
чувствовала себя немножко виноватой перед ним, и ей хотелось загладить это.
-- Смотря по тому, какой аппарат, -- сказал Лесли. -- А вы снимаете? -- Да,
и у меня очень хороший и дорогой аппарат, -- сказала Маргарет, мельком
вспоминая подарившего ей этот аппарат одного из своих вечных женихов, --
только я не умею с ним обращаться. -- Хорошим аппаратом можно, -- сказал
Лесли, все еще чувствуя себя обиженным. -- Если стать спиной к морю, то с
объективом 4.5 можно снимать сейчас одной сотой секунды на самых быстрых
пластинках и пятидесятой на пленках. Но у этого типа с Брауни ничего не
выйдет, -- прибавил он, смягчаясь и чувствуя, что долго не может сердиться
на Маргарет. -Обратите внимание на этот желтый костюм и голубой галстук. Это
идея немецкого туриста о тропическом костюме. Удивляюсь, откуда лэдн
Джеральд выуживает таких господ. Говоря это, Лесли посмот рел на Маргарет, и
вдруг его схватила за сердце такая щемящая тоска, что он сам изумился. И в
этой тоске опять было воспоминание
199
Совесть: поиск истины
чего-то, точно он когда-то раньше также терял Маргарет, как должен был
потерять сейчас. И сразу все стало скучно н противно, и весь мир превратился
в какого-то немца в шутливом костюме с шутовским акцентом. С Маргарет
заговорили две дамы. А Лесли отошел в сторону и закурил. Если бы он мог
видеть черта, то он заметил бы, что черт посмотрел сначала со злобой и с
торжеством вслед Маргарет, потом перекувырнулся три раза на песке, подбежал
к нему и стал против него, передразнивая его движения и делая вид, что курит
какую-то палочку. Потом все пошли к дому и стали прощаться. Когда Лесли взял
теплую и мягкую руку Маргарет, между ними пробежал электрический ток. Это
было последнее.
Потом Лесли ехал домой, опять по той же железной дороге. Он сидел один
в купе, курил трубку, и в душе у него шел целый вихрь самых противоположных
мыслей и настроений. С одной стороны все его мысли об искании чудесного
приобрели какие-то новые, совершенно необыкновенные краски, когда к ним
примешивалась мысль о Маргарет. С другой стороны он знал, что о Маргарет он
не может даже мечтать. Он давно уже пришел к заключению, что ему с его
привычками и взглядами нужно быть одному. И теперь он чувствовал, что он
должен держаться за эту мысль, не допуская никаких колебаний и уклонений.
Средств у него никаких не было. Службу, какую бы то ни было, он мог терпеть
только до тех пор, пока знал, что каждую минуту может ее бросить. Мечты о
любви были бы только слабостью и больше ничем. Маргарет должна выйти замуж,
может быть, у нее даже есть жених. Впрочем, лэди Джеральд знала бы. Но все
равно, разве он может мечтать о женитьбе? Женатый он был бы связан, привязан
к одному месту, к службе, должен был бы идти во всем на тысячу уступок и
компромиссов, на которые он теперь ни за что не пойдет. И потом, все равно
это невозможно. Его жалования едва хватает ему одному. Нельзя же жить с
женой в отеле. Чтобы жениться, нужно по крайней мере в пять раз больше, чем
он получал. Лесли говорил себе все эти благоразумные вещи, но в тоже время
он чувствовал, что в Маргарет было что-то, уничтожавшее всякое благоразумие
и всякую логику, что-то такое, ради чего можно было пойти на все,
согласиться на все, не думать ни о чем. Да, Маргарет... -- сказал он себе,
точно это имя было каким-то магическим заклинанием, делавшим возможным все
невозможное. Черт, лежавший на диване, свернувшись в клубок, заворчал, как
собака, и, открыв один глаз, посмотрел на Лесли теперь уже с нескрываемой
ненавистью. -- Нет, я не должен думать об этом, -- сказал Лесли. Он закрыл
глаза,