это говорил
тебе. И ты понимаешь, их собственная гибель еще туда-сюда, хотя мне и их
жалко. Но ведь они за собой и других тащат. Вот что ужасно. Я не верю ни в
какую мистическую цепь, ни в какой храм, но я должен сказать тебе, что
пробуждение каких-то стремлений в этом направлении меня пугает. И в конце
концов мне придется прибегнуть к экстренным мерам, тоже довольно старым, но
взять их на этот раз в более сильной дозе. -- Что же это за меры? -- Ну, это
я тебе теперь не могу сказать, я и так разболтал тебе слишком много. Скажу
только, что это -- ставка на благородство. И в этой игре я еще ни разу не
проигрывал. -- Да, откровенно говоря, меня удивило, что ты так
разоткровенничался со мной, -- сказал я. -- Ведь я же могу все это
рассказать людям. Дьявол рассмеялся неприятным дребезжащим смехом. -- Можешь
рассказывать, сколько хочешь, -- сказал он. -- Тебе никто не поверит.
Потомки животных не поверят, потому что это им не выгодно, а потомки Адама
не поверят из великодушия. Они решили, что во чтобы то ни стало, считать
потомков животных равными себе или даже самих себя считать потомками
животных. Ну, а кроме того мое экстренное средство надолго остановит всякие
разговоры. Теперь прощай!
Очевидно, дьявол меня хотел поразить на прощание. Он вдруг стал расти и
подниматься. Скоро он стал выше слона, потом перерос пагоды. И, наконец,
стал огромной черной тенью, перед которой я почувствовал себя маленьким, как
это бывает иногда среди гор. Черная Тень двинулась, я двинулся за ней. И на
равнине Тень стала еще больше, поднимаясь до неба. Потом за спиной Тени
протянулись два черных крыла, и Тень начала отделяться от земли, постепенно
закрывая все небо, как черная туча.
С этим впечатлением я проснулся. Лил проливной дождь. Небо
205
Совесть: поиск 'ютилы
было затянуто серыми тучами, и по склонам гор разбегались обрывки
туманов, сгущаясь опять в каждой ложбинке. Я чувствовал себя усталым,
разбитым и больным. Постояв некоторое время на веранде, я решил, что никуда
я не пойду, ничего смотреть не хочу и поеду обратно. Все равно под этим
дождем идти к храмам было невозможно, и потом теперь дне.У( пещеры меня
содеем не интересовали. Я чувствовал, что они будут пустые. Пока мой возница
запрягал лошадей в тонгу, я собирал свои вещи, и почему-то мне хотелось
скорее уехать отсюда. О своем сне к мало думал. И я не мог даже сказать, был
ли это, действительно, сэн, или я просто фантазировал от скуки во время
бессонницы... Потом мы поехали опять с горы на гору, над пропастями, где
далеко внизу чернели развалины, остатки водопроводов и водоемов; проезжали
сквозь ворота мертвых городов, окруженных стенами -- и с домами, внутри
которых растут деревья; проехали Даула-табад с его крепостью на круглой
скале, похожей, по выражению Пьера Лоти, когда-то в этих местах, на
недостроенную вавилонскую башню и с башней-минаретом, в которой живут теперь
дикие пчелы. А на станции я узнал приятную новость, что размыло пути и что
мне придется ждать неизвестно сколько времени, пока его починят. В
результате я просидел там три дня. Но это уже относится к удовольствиям
путешествия по Индии в сезон дождей. Вскоре после этого я возвращался из
Индии, и по дороге в Европу меня настигли вести о войне. А в октябре в
Лондоне я еще раз видел Лесли Уайта.
Я ехал на верхушке беса от Странда к Пиккадили, и на углу Хеймаркет нас
остановили проходившие солдаты. Волынки весело высвистывали бойкий марш,
отбивали дробь барабаны, и перед нами проходил, очевидно, вновь формируемый
шотландский полк. Впереди на кровной английской лошади, длинной и тонкой,
ехал полковник, прямой и широкоплечий, с большими опущенными усами, в
маленькой шапочке с ленточками, и потом шли ряды солдат вперемешку с
добровольцами, из которых многие были еще не в форме: одни еще в пиджаках,
но уже в шотландских шапочках, другие еще даже в шляпах, но уже все с
ружьями; все молодец к молодцу, высокие, стройные и идущие тем особенным
широким и легким шагом, каким ходят шотландские полки. Они были все
удивительно стильны, я прямо загляделся на них, и полковник на своей лошади,
и высокий худой унтер-офицер с голыми коленками, проходивший с моей стороны,
не спуская глаз со своего взвода -- во всех было что-то особенное,
отличающее