не другим вследствие известного направления сил, заключающегося в
предшествующих событиях. Иначе говоря, это значит, что будущие события
целиком заключаются в предшествующих, и если бы мы знали силу и направление
всех событий, бывших до настоящего момента, то есть знали бы все прошедшее,
то мы этим самым знали бы все будущее. И иногда, зная хорошо настоящий
момент во всех его деталях, мы действительно можем предсказывать будущее.
Если предсказание не оправдывается, мы говорим, что мы не все знали, что
было, и действительно мы видим в прошедшем какую-нибудь причину,
ускользнувшую от нашего наблюдения.
Идея свободы будущего основывается на возможности произвольных
поступков и случайных новых комбинаций причин. Будущее считается или совсем
неопределенным, или определенным только отчасти, потому что в каждый момент
рождаются новые силы, новые события, новые явления, лежавшие в скрытом
состоянии, не беспричинные, но настолько несоизмеримые с причинами -- как,
например, пожар большого города от одной искры, -- что их ни учесть, ни
соразмерить нельзя.
Эта теория говорит, что одно и то же действие может иметь разные
результаты, одна и та же причина -- разные следствия; и она приводит еще
гипотезу совершенно произвольных волевых актов человека, вносящих полное
изменение в дальнейшие события его собственной жизни и жизни других людей.
Сторонники предопределенности возражают, что волевые, не произвольные
акты тоже зависят от каких-нибудь причин, делающих их необходимыми и
неизбежными в данный момент; что ничего 'случайного' нет и быть не может;
что мы называем случайным только то, причины чего не видим, благодаря нашей
ограниченности, -- и что различные следствия у причин, кажущихся
одинаковыми, бывают оттого, что причины на самом деле различны и только
кажутся одинаковыми, потому что мы их недостаточно хорошо знаем и
недостаточно хорошо видим.
Спор теории предопределенного будущего с теорией свободного будущего --
это спор бесконечный. Ничего решающего ни та, ни другая теория сказать не
может.
И обе теории одинаково кошмарны.
И при том и при другом взгляде на жизнь человека охватывает ужас. С
одной стороны, полная холодная предопределенность: будет то, что будет. Если
человек глубоко проникнется этой идеей, то у него опускаются руки, он видит
тщету, бесполезность, ненужность всех усилий, ничего изменить нельзя -- то,
что будет завтра, предопределено десятки тысяч лет тому назад. С другой
стороны, жизнь на каком-то острие иголки, именуемом настоящим, которое со
всех сторон окружено бездной небытия, путешествие в страну, которой еще не
существует. Жизнь в мире, который каждый миг рождается и умирает, в котором
никогда ничто не возвращается.
Раньше было указано, что разница мнений существует только относительно
будущего; относительно прошедшего все согласны, что оно прошло, что его
теперь нет -- и что оно было таким, каким было.
В последнем лежит ключ к пониманию неправильности взгляда на будущее.
Дело в том, что на самом деле наше отношение к прошедшему и будущему гораздо
сложнее, чем нам кажется. В прошедшем, сзади нас, лежит не только то, что
было (или что мы видели), но и то, что могло быть (или то, чего мы не
видали). Точно так же и в будущем лежит не только то, что будет (то есть что
мы увидим), но и все то, что может быть (то есть то, чего мы не увидим).
Прошедшее и будущее одинаково не определены, одинаково существуют во
всех возможностях и одинаково существуют одновременно.
Временем мы называем расстояние, разделяющее события в порядке их
последовательности и связывающее их в различные целые.
Это расстояние лежит по направлению, не заключающемуся в трехмерном
пространстве. Если мы будем мыслить это направление в пространстве, то это
будет четвертое измерение пространства.
Оно отвечает всем требованиям, которые мы на основании предыдущих
рассуждений можем предъявить к четвертому измерению.
Оно несоизмеримо с измерениями трехмерного пространства, как год
несоизмерим с Петербургом. Оно перпендикулярно ко всем направлениям
трехмерного пространства и не параллельно ни одному из них.
Как вывод из всего изложенного мы можем сказать, что время, как оно
обыкновенно берется, заключает в себе две идеи: некоторого неизвестного