Петр Демьянович Успенский

Tertium organum (Часть 1)

Наше зрение -- сложная способность. Оно состоит из зрительных ощущений

плюс память осязательных ощущений. Ребенок старается ощупать все, что видит,

-- нос своей няньки, луну, 'зайчика' на стене. Только постепенно он

научается одним зрением различать близкое и далекое. Но мы знаем, что и в

зрелом возрасте мы очень легко подвергаемся оптическим иллюзиям.

Отдаленные предметы мы видим плоскими, то есть еще более неправильно,

потому что рельеф -- это все-таки символ, указывающий на какое-то свойство

предметов. Человек на большом расстоянии рисуется нам силуэтом. Это

происходит потому, что на большом расстоянии мы никогда ничего не осязаем и

глаз не был приучен замечать различия поверхностей, на близком расстоянии

ощущаемые кончиками пальцев.

Мы никогда не можем, хотя бы на очень небольшом пространстве, увидать

часть внешнего мира так, как она есть, то есть так, как мы ее знаем. Мы

никогда не можем увидать письменный стол или шкаф сразу, со всех сторон и

внутри. Наш глаз известным образом искажает внешний мир для того, чтобы мы,

поглядев кругом, могли определить положение предметов относительно себя. Но

посмотреть на мир не со своей точки мы никогда не можем. И никогда не можем

увидать его правильно, не искаженным нашим зрением.

Рельеф и перспектива -- это искажение предмета нашим глазом. Это

оптическая иллюзия, обман зрения. Куб в перспективе -- это условный знак

трехмерного куба. И все, что мы видим, это только условное изображение того

условно-реального трехмерного мира, который изучает наша геометрия, а не

самый этот мир. На основании того, что мы видим, мы должны догадываться, что

это в действительности есть. Мы знаем, что то, что мы видим, -- неправильно,

и представляем себе, то есть мыслим мир не таким, каким видим. Но если бы у

нас не было сомнения в правильности нашего зрения, если бы мы думали, что

мир такой и есть, каким мы его видим, то, очевидно, мы представляли бы себе

его и мыслили совсем иначе. Мир был бы для нас иным.

Способность делать поправки к тому, что видит глаз, непременно требует

обладания понятиями, так как поправки производятся путем рассуждения,

невозможного без понятий.

Не обладая способностью делать поправки к тому, что видит глаз, мы бы

видели мир иным, то есть многое, что есть, мы видели бы неправильно, не

видели бы многого, что есть, и видели бы очень многое, чего в

действительности вовсе нет.

Прежде всего, мы видели бы огромное количество несуществующих движений.

Всякое наше собственное движение, для непосредственного ощущения,

связано с движением всего кругом нас. Мы знаем, что это движение иллюзорно,

но мы видим его как реальное. Предметы поворачиваются перед нами, бегут мимо

нас, обгоняют друг друга. Дома, мимо которых мы тихо идем, медленно

поворачиваются; если мы идем быстро, они тоже поворачиваются быстро; деревья

неожиданно вырастают перед нами, бегут и исчезают.

Эта кажущаяся одушевленность предметов вместе со сновидениями давала и

дает главную пищу сказочной фантазии.

И 'движения' предметов в этих случаях бывают очень сложными.

Посмотрите, как странно ведет себя полоска хлеба перед окном вагона, в

котором вы едете. Она подбегает к самому окну, останавливается, медленно

поворачивается кругом себя и бежит в сторону. Деревья в лесу бегут явно с

разной скоростью, одно обгоняя другое.

Целые пейзажи иллюзорного движения. А солнце, которое до сих пор на

всех языках 'восходит' и 'заходит' -- и 'движение' которого некогда так

страстно защищалось.

Все это так представляется для нас. И хотя мы уже знаем, что эти

движения иллюзорны, мы все-таки видим их и порой обманываемся. Насколько

больше иллюзий видели бы мы, если бы не могли разбираться умом в причинах,

их производящих, и считали бы, что все существует именно так, как мы видим?

Я вижу, значит, это есть!

Это утверждение -- главный источник всех иллюзий. Правильно нужно

говорить:

Я вижу, значит, этого нет! Или по крайней мере: я вижу, значит, это не

так!

Но мы можем сказать последнее, а животное не может. Для него что оно

видит, то и есть. Оно должно верить тому, что видит.

Каким же для него является мир?

Мир для животного является рядом сложных движущихся поверхностей.

Животное живет в мире двух измерений, его Вселенная имеет для него свойство