Петр Демьянович Успенский

Tertium organum (Часть 1)

святые, все грешники -- все, вместе взятые, слившиеся в одно нераздельное

существо -- человека. Можно ли нашим умом понять и постигнуть такое

существо?

* * *

Что же такое движение? Почему мы ощущаем его, если его нет?

О последнем очень красиво говорит М. Коллинз в поэтической 'Истории

года'.

...Все истинное значение земной жизни состоит лишь во взаимном

соприкосновении между личностями и в усилиях роста. То, что называется

событиями и обстоятельствами и что считается реальным содержанием жизни, --

в действительности лишь условия, которые вызывают эти соприкосновения и

делают возможным этот рост.

В этих словах звучит уже совсем новое понимание реального.

Е. П. Блаватская в своей первой книге 'Isis unveiled' ('Разоблаченная

Изида') коснулась того же вопроса об отношении жизни ко времени и к

движению. Она писала:

Как наша планета каждый год оборачивается вокруг Солнца, в то же самое

время каждые двадцать четыре часа оборачиваясь вокруг своей оси -- и таким

образом проходя по меньшим кругам внутри большого, так и работа меньших

циклических периодов начинается и совершается вместе с великим циклом.

Переворот в физическом мире, согласно древним доктринам, сопровождается

подобным же переворотом в мире интеллекта -- духовная -- эволюция мира идет

циклами, подобно физической.

Так, мы видим в истории правильное чередование прилива и отлива

человеческого прогресса. Великие царства и мировая империя, достигнув

завершающей точки своего величия, опять нисходят вниз; и только достигнув

низшей точки, человечество останавливается и опять начинает свое

восхождение, и при этом высота его подъема каждый раз увеличивается по

закону восходящей прогрессии циклов.

Разделение истории человечества на золотой век, серебряный, медный и

железный -- это не простой вымысел. Мы видим то же самое в литературе всех

народов. За веком великого вдохновения и бессознательной производительности

следует век критицизма и сознания. Первый доставляет материал для

анализирующего и критического интеллекта другого.

Так же и все великие души, которые подобно гигантским башням

возвышаются в истории человечества, как Будда и Иисус в царстве духовных

побед или Александр Македонский и Наполеон в царстве физических побед, были

только отраженными образами человеческих типов, существовавших десятки тысяч

лет тому назад и воспроизведенных таинственными силами, управляющими

судьбами мира.

Нет ни одной выдающейся индивидуальности во всех летописях священной

или обыкновенной истории, прототипа которой мы не могли бы найти в полу

фaнтacтичecкиx-полуреальных преданиях древних религий и мифологий. Как

звезда, сверкая на неизмеримом расстоянии от земли в безграничной

необъятности неба, отражается в тихой воде озера, так образ людей

доисторических времен отражается в периодах, охватываемых нашей историей.

Как наверху, так и внизу. Что было, то будет опять. 'Как на небе, так и

на земле'. ('Isis unveiled', v. 1, pp. 34-35).

Все, что говорится о новом понимании временных отношений, поневоле

выходит очень туманно. Это происходит потому, что наш язык совершенно не

приспособлен для пространственного выражения временных понятий. У нас нет

для этого нужных слов, нет нужных глагольных форм. Строго говоря, для

передачи этих новых для нас отношений нужны какие-то совсем другие формы --

не глагольные. Язык для передачи новых временных отношений должен быть язык

без глаголов. Нужны совершенно новые части речи, бесконечное количество

новых слов. Пока, на нашем человеческом языке, мы можем говорить 'о времени'

только намеками. Его истинная сущность невыразима для нас.

Мы никогда не должны забывать об этой невыразимости. Это признак

истины, признак реальности. То, что может быть выражено, не может быть

истинно.

Все системы, говорящие об отношении человеческой души ко времени --

идеи загробного существования, перевоплощения, кармы, это все символы,

стремящиеся передать отношения, не могущие быть выраженными прямо вследствие

бедности и слабости нашего языка. Их невозможно понимать буквально, так же

как нельзя понимать буквально художественные символы и аллегории. Нужно

искать их скрытого значения, того, которое не может быть выражено в словах.