Петр Демьянович Успенский

Tertium organum (Часть 1)

на которые ему показывают?

-- Совершенно так, -- сказал он.

-- И если его кто-нибудь возьмет за руку и насильно поведет по крутому

и неровному подъему на гору, и не остановится до тех пор, пока не выведет

его на солнечный свет, то не будет ли узник, пока его будут тащить в гору,

одновременно и страдать, и негодовать? И когда он выйдет на свет и его глаза

наполнятся блеском, то будет ли он в состоянии видеть вещи, теперь

называемые для него истинными?

-- Конечно, сначала нет, -- сказал он.

-- Да, и я думаю, что ему понадобится время, чтобы начать замечать

вещи, находящиеся там наверху. Прежде всего и легче всего он заметит тени,

затем отражения людей и предметов в воде и только после этого сами вещи. И

из вещей он легче всего заметит те, которые находятся на небе; и само небо,

смотря ночью на сияние звезд и на сияние луны, увидит прежде, чем днем,

смотря на солнце и на свет солнца.

-- Не может быть иначе.

-- И только после всего этого, я думаю, он получит способность замечать

и созерцать солнце не в воде, не отражение в чужой среде, но само по себе в

его собственной сфере.

-- Необходимо так будет.

-- И после этого он начнет рассуждать сам с собою относительно солнца,

скажет себе, что солнце производит времена года и управляет всеми вещами в

видимом мире и что оно есть некоторым образом причина всех вещей, которые он

раньше видел. И когда он вспомнит место, где он раньше жил, и то, что там

считалось мудростью, и своих товарищей по заключению, то разве он не

почувствует себя счастливым от происшедшей с ним перемены?

-- В высшей степени, конечно.

-- И если там были какие-нибудь почести и награды для тех, кто лучше

замечал проходившие тени и лучше помнил, какая прошла впереди, и какая

позади, и какие вместе -- и по этим наблюдениям был способен предсказать

вперед, что случится, -- то захочет ли он этих наград? Будет ли завидовать

тем, кто там пользуется почетом и властью? И не предпочтет ли он лучше

страдать и терпеть что угодно, чем обладать такими мнениями и жить таким

образом?

-- Я думаю, -- сказал он, -- что этот человек согласится лучше выносить

все, что угодно, чем жить таким образом.

-- И подумай дальше, -- сказал я. -- Если такой человек опять сойдет в

пещеру и сядет на прежнее место, то не наполнятся ли темнотою его глаза,

вследствие того, что он пришел с солнечного света? И если он теперь должен

будет высказывать свое мнение о проходящих тенях и рассуждать о них с

людьми, которые были вечно прикованы, то, пока его глаза опять не привыкнут

к темноте (что не сделается скоро), не будет ли он возбуждать смех узников и

не скажут ли они, что, поднявшись так высоко, он вернулся с поврежденным

зрением? И если кто-нибудь захочет освободить узников и повести их к свету,

то не предадут ли они его смерти, если только будут в состоянии наложить на

него руки?

-- Без сомнения так, -- сказал он, -- они предадут его смерти.

-- И вся эта картина, друг Глаукон, -- сказал я, -- относится к нашему

предыдущему разговору, потому что, если ты сравнишь всю область, доступную

нашему зрению, с описанной тюрьмой и свет огня в тюрьме с сиянием солнца,

подъем вверх на гору с восхождением души в интеллектуальный мир, ты поймешь

значение того, что я хотел сказать...

...И ты поймешь, что прибывший оттуда сюда неохотно будет участвовать в

человеческих делах, и душа его не захочет расставаться с вещами, виденными

там наверху... И тебя не будет удивлять, что человек, вернувшийся от

божественного созерцания к человеческому злу, будет вести себя неловко и

казаться смешным... В этом не будет ничего удивительного. Потому что если

человек обладает рассудком, то он должен помнить, что может существовать

расстройство зрения двух родов, происходящее от двух разных причин --

первое, когда мы переходим из света в темноту, и второе, когда мы переходим

из темноты на свет. И когда человек рассудит, что то же самое бывает с

душой, то он, видя кого-нибудь растерянным и не замечающим ничего кругом

себя, не будет смеяться безрассудным образом, но подумает, что это -- или

душа, пришедшая из более блестящей жизни, чувствует вокруг себя мрак

невежества -- или, переходя от полного незнания к более светлому

существованию, наполняется ослепляющим сиянием, и он поздравит одну с ее