Петр Демьянович Успенский

Tertium organum (Часть 1)

такова работа человека; и видим действия,

происходящие от бессознательных, слепых сил природы: движение волн, прилив и

отлив, течение реки и пр. и пр.

В этом делении наблюдаемых нами действий на разумные и неразумные

чувствуется нечто наивное, даже с позитивной точки зрения. Если мы

чему-нибудь выучились, изучая природу, если нам хотя что-нибудь дал

позитивный метод, то это -- уверенность в необходимом однообразии явлений.

Мы знаем, и это знаем твердо, что одинаковые в своем корне вещи не могут

происходить от различных причин. И наша позитивная философия знает это.

Поэтому она тоже считает наивным указанное деление, и, сознавая

невозможность такого дуализма, что часть наблюдаемых явлений происходит от

разумных и сознательных причин, а часть от неразумных и бессознательных, она

стремится объяснить все как происходящее от причин неразумных и

бессознательных.

Позитивная философия говорит, что кажущаяся разумность человеческих

действий -- это жалкая иллюзия и самоутешение. Человек игрушка в руках

стихийных сил. Он только передаточная станция сил. Все, что ему кажется он

делает, на самом деле за него делают внешние силы, входящие в него с

воздухом, с пищей, с солнечным светом. Ни одного действия человек не

совершает сам по себе. Он только призма, в которой известным образом

преломляется линия действия. Но как луч света не идет из призмы, так

действие не идет из разума человека.

В подтверждение этого приводится знаменитый 'теоретический опыт'

немецких психофизиологов. Последние говорили, что если бы было возможно с

момента рождения лишить человека всех внешних впечатлений, света, звука,

прикосновения, тепла, холода и пр., и в то же время сохранить его живым, то

такой человек не был бы способен ни на одно самое ничтожное действие.

Из этого выходит, что человек -- автомат, подобный тому автоматому, над

которым работал Тесла и который должен был, повинуясь электрическим токам и

волнам, идущим с большого расстояния без проводов, исполнять целые ряды

сложных движений.

Выходит так, что все действия человека зависят от внешних толчков. Для

самого малейшего рефлекса нужно внешнее раздражение. Для более сложного

действия нужен целый ряд предшествующих сложных раздражений. Иногда между

раздражениями и действиями проходит много времени, и мы не чувствуем

непременной связи между ними. Поэтому мы и считаем наши действия

произвольными, хотя на самом деле произвольных действий нет. Мы не можем

сами ничего сделать, так же, как камень по своему желанию не может прыгнуть

вверх. Нужно, чтобы его что-нибудь подбросило. Нам нужно, чтобы нас

что-нибудь толкнуло. И тогда мы разовьем ровно столько сил, сколько в нас

вложил толчок (и предшествующие толчки), и ни капельки больше.

С логической стороны такая теория правильнее, чем теория двух родов

действия, разумного и неразумного. Она, по крайней мере, устанавливает

принцип необходимого однообразия. В самом деле, нельзя же предположить, что

в большой машине некоторые части движутся по собственному желанию и

разумению. Что-нибудь одно -- или все части машины обладают сознанием своей

функции и действуют сообразно с этим сознанием, или они все работают от

одного двигателя и приводятся в действие одним приводом.

Огромная заслуга позитивизма в том, что он установил этот принцип

однообразия. Нам остается определить, в чем заключается это однообразие.

Позитивизм говорит, что началом всего является бессознательное

механическое движение, возникшее неизвестно когда и от неизвестной причины.

Это взгляд мы уже разбирали и пришли к заключению, что движение

совершенно невозможно рассматривать как причину явлений сознания, тогда как,

наоборот, явления сознания служат несомненной причиной очень большого

количества наблюдаемых нами явлений движения. Затем, раньше, разбирая

сущность самого понятия движения, мы пришли к заключению, что движение

совсем не очевидная вещь, что идея движения составилась у нас вследствие

ограниченности и неполноты нашего чувства пространства (щелка, через которую

мы наблюдаем мир). И мы установили, что не идея времени выводится из

наблюдения движения, как обыкновенно думают, а идея движения вытекает из